Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
02.03.2010 в 14:11
Пишет debugger:Немного исландского
P.S. Читается это слово, насколько я помню исл. орфографию, как Ау.
URL записи28.02.2010 в 16:44
Пишет небо августа:В исландском языке есть слово с таким значением: "отдыхать в пути, лёжа на траве, пока пасутся лошади". И выглядит оно так — á. © Отныне это моё любимое слово-состояние.
URL записиP.S. Читается это слово, насколько я помню исл. орфографию, как Ау.
суббота, 22 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Птички выводят трели, по крышам стучат капели,
Первую рвут лебеду. Я на работу иду.
В травах бродят овечки, дети плещутся в речке,
Медом полнятся соты. Я иду на работу.
Утки к югу летят, влажен запах опят,
Яблоки зреют в саду. Я на работу иду.
Снег кружится неспешно. Ночь длинна и кромешна.
В холле звуки фокстрота. Я иду на работу.
Было утро, стал вечер. Года от года не легче:
Кофе, офис, кровать.
Нужно что-то менять,
Чтоб из круга, как встарь, получилась спираль.
Первую рвут лебеду. Я на работу иду.
В травах бродят овечки, дети плещутся в речке,
Медом полнятся соты. Я иду на работу.
Утки к югу летят, влажен запах опят,
Яблоки зреют в саду. Я на работу иду.
Снег кружится неспешно. Ночь длинна и кромешна.
В холле звуки фокстрота. Я иду на работу.
Было утро, стал вечер. Года от года не легче:
Кофе, офис, кровать.
Нужно что-то менять,
Чтоб из круга, как встарь, получилась спираль.
среда, 12 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
2014
+
+
And you, my father, there on the sad height,
Curse, bless me now with your fierce tears, I pray.
Do not go gentle into that good night.
Rage, rage against the dying of the light.
Curse, bless me now with your fierce tears, I pray.
Do not go gentle into that good night.
Rage, rage against the dying of the light.
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
- Мне кажется, я пропадаю, - негромко говорит Роман, сворачивая из разноцветного рекламного буклета бумажный самолетик. Он мастерит их уже не первый месяц, каждый день, пока идет из метро к офису и обратно, поэтому руки точно помнят все движения,- даже не приходится смотреть. Всё доведено до автоматизма.
Наушник телефона мерно посвистывает и щелкает.
- Да, знаю-знаю, взрослая жизнь, деньги, карьера, стабильность, знаю. Но не поверишь, насколько это скучно...
Отец и не верит. Как может быть скучно то, благодаря чему ты живешь?..
- Знаешь, па, - продолжает Роман, натягивая перчатки. Пущенный им в небо грязно-розовый самолетик с зубастой улыбкой на крыле делает две мертвые петли и в мастерском пике устремляется в благовонные недра мусорки. - Я решил летом на пару недель съездить волонтером в Испанию. Не знаю, что дадут. Надеюсь, разрешат реставрировать мельницу 18 века. Или еще что-нибудь в этом духе.
Наушник начинает пощелкивать еще более истерично.
- Ладно, потом поговорим, мне пора, - обрывает Роман поток отцовского негодования и через пару секунд нажимает "отбой". До работы еще минут 10 пешего хода, но раз уж выдалось такое хорошее утро, коротать его бессмысленными и изрядно болезненными разговорами - последнее дело. Черт его дернул дать слабину перед отцом! Просто надо будет уволиться, найти другую работу, потом уволиться и с нее, опять куда-нибудь устроиться и только после этого может что и рассказать. Отец слишком много балаболит и слишком мало чего одобряет.
Сталинские дома с парадными подъездами и лепниной залиты по-весеннему ярким солнцем. Желтый песчаник кажется очень приветливым, и создается впечатление, что улицы улыбаются тебе, подмигивая распахнутыми окнами десятиэтажек. Роман отлично помнит, как впервые вышел из метро Алексеевская, снаружи чем-то напоминающего римский амфитеатр, и устремился на первое в своей жизни серьезное собеседование. Это было начало душного августа, одиннадцать пополудни. Путаясь в узких переулках, кружа по похожим, словно семечки подсолнуха, дворикам, срезая и петляя, проходя сквозь здания и упираясь в тупики, нарушая правила пешеходного движения и беззастенчиво глазея по сторонам, он успел, добежал, нашел. Тот путь, что сейчас он проходит за 20 минут даже в самый морозный день, тогда он одолел в два раза быстрее, умудрившись поначалу пойти не в ту сторону, заблудившись в рыночных закоулках и вломившись через проходную, как выяснилось, соседнего здания. А потом, уже вечером, после первого, из череды многих, рабочего дня он думал, как же всё удивительно устроено на свете. Его восхищал неспешный полет голубей на фоне расчерченного проводами неба, улыбчивость старенькой продавщицы мороженого в палатке на углу Проспекта Мира и Маломосковской, первые желтые листья, похожие на затертые до блеска золотые монетки, и то упоительно-сладкое чувство внутри него самого от осознания собственной важности, нужности и таковости. Он - молодец. Он - всё сделал правильно, так, как надо.
- Когда все начало приедаться? - думал Роман, срезая через сквер. Из крошечного ресторана, визуально напоминающего скорее провинциальный кафетерий, отвратительно пахло пережареной рыбой. - Все мы немного сумасшедшие в своей тяге к постоянному разнообразию, к бесконечной попытке хоть чем-то себя занять. Вот взять хотя бы меня. Вроде не глупый, вроде не ленивый, живу в городе-миллионнике, где возможностей и вариантов больше, чем людей. И всё жалуюсь, ною, что ничего не происходит. У меня открытая мультивиза, но я недоволен, что евро слишком поднялось, я ничем не занимаюсь после работы, но считаю, что чудовищно устаю, и мне не хватает времени, я мог бы пригласить девушку на выставку Дали, но говорю, что не хочу тщетно тратить нервы. Самое страшное во всей этой ситуации, - и он пинает пустую жестяную банку из-под шипучки; та с грохотом прыгает по тротуару и, упав с бордюра, немного покрутившись на месте, замолкает, - самое страшное, что нам безумно одиноко и скучно, но мы продолжаем врать и лукавить самим себе, только чтобы облегчить собственную жизнь. Конечно, гораздо проще негодовать на работу, замечая в ней одни сплошные минусы, чем сделать над собой усилие и найти что-то хорошее, что-то мотивирующее, и довести дело со всей прилежностью до конца. Конечно, гораздо проще шипеть, что тебя никто не любит, ты устал от этих паскудных отношений и не готов к новым разочарованиям, чем поверить людям и постараться услышать и полюбить кого-то помимо себя. Или еще хуже: мы бегаем по музеям и на кинопоказы, развлекаемся на вечеринках, строим отношения, путешествуем, набивая Инстаграм сотнями фотографий, а Твиттер - тысячами предложений, читаем топовые книги и посещаем уникальные лекции и семинары. Но не потому, что нам этого хочется, а потому, что чуть позже, на работе ли, в круг приятелей, в, прастигоспади, Интернете мы сможем похвастать, что были там-то и там-то, видели тех-то, знаем то-то. А потом все сначала, чтобы при следующей встрече было, что рассказать о своей бурной, интересной жизни. Это неправильно. Всё должно приносить удовольствие. Все вокруг должно питать и насыщать, подзаряжая вставленные в одно место батарейки, чтобы заряда хватило не на день и не на два, а на целую жизнь. И как мы обновляем плей-лист, чтобы тот не надоедал, так же надо обновлять все душевные рецепторы.
Впереди уже показалась автозаправка, а значит идти осталось минуты три, три с половиной. Экскаватор разрушает куцые трехэтажки, зимой и летом светившиеся заклеенными щербатыми окнами, поднимая желтую пыль и стирая с лица Земли этих горбатых пришельцев из Междумирья, хранивших так много секретов и навевавших сосущее чувство замкнутости в собственной крошечной необычной Вселенной, куда тебе входа не было и нет. Железная баба вламывается в верхние этажи, как в прогнившие кости ребер. И Роману кажется, что это не дома ломают, а что ударами под дых из района выбивают остатки чего-то чудаковатого и от того немного волшебного. Через год, может быть два на месте этих руин и выкорчеванных тополей появятся новенькие высотные домики, забитые магазинами, офисами и парикмахерскими. Неотличимые один от другого. Он зажмуривается, считая до трех, открывает глаза, ускоряет шаг. По обе стороны Маломосковской - кирпичные дома, разукрашенные синими тенями деревьев. На небе облака, словно колечки вишневого дыма.
- Прежде всего, каждое утро нужно начинать с улыбки. Это ведь такое счастье, что ты проснулся, ты дышишь, что у тебя ничего не болит, что у тебя есть шанс пойти и прожить эти 24 часа, сделав много всего хорошего. Во-вторых, нужно не зацикливаться на негативе, быть полой трубой, войдя в которую, резкий звук умирает так и не долетев до выхода. Подобное порождает подобное. Пришел человек к тебе, у него что-то не задалось, а ты ему улыбаешься, помогаешь и относишься с понимаем. И он улыбается тебе, и вам обоим хорошо. А если и нет, - ничего страшного, ты же полая дубовая труба, шероховатая и теплая, помнишь? И в-третьих (и пожалуй, в основных), нужно не бояться. Не бояться показаться нелепым, не бояться быть искренним и делать то, что по-настоящему хочется. По дороге мне уже больше года встречается женщина с ярко-рыжими волосами, каждый из нас торопится на работу, но завидев ее разноцветный шарф и плисовое пальто, такое особенно весеннее в эти весенние дни, я всегда здороваюсь и желаю ей доброго утра, она улыбается мне в ответ и легонько кивает. И если я не встречаю ее по дороге несколько дней к ряду, я даже ощущаю некое беспокойство, будто знаю ее и переживаю, что что-то могло случиться. А в понедельник вот, например, поднимаясь по эскалатору, я проходил мимо высокого парня с ёжиком зеленых волос и татуировкой змея, ползущего откуда-то со спины по шее за ухо. На плече парня висел колчан со стрелами, а в руке был охотничий лук. Поравнявшись с ним, я сказал: "Доброй охоты, Каа!", а парень улыбнулся неожиданно серьезно: "Доброй охоты всем нам!.." Из таких вот мелочей, как из осколков разноцветного битого стекла, можно сделать довольно симпатичный витраж будней, пропускающий свет пятнистыми солнечными зайчиками. Это несложно. Нужно просто захотеть этого. По-настоящему захотеть.
Наушник телефона мерно посвистывает и щелкает.
- Да, знаю-знаю, взрослая жизнь, деньги, карьера, стабильность, знаю. Но не поверишь, насколько это скучно...
Отец и не верит. Как может быть скучно то, благодаря чему ты живешь?..
- Знаешь, па, - продолжает Роман, натягивая перчатки. Пущенный им в небо грязно-розовый самолетик с зубастой улыбкой на крыле делает две мертвые петли и в мастерском пике устремляется в благовонные недра мусорки. - Я решил летом на пару недель съездить волонтером в Испанию. Не знаю, что дадут. Надеюсь, разрешат реставрировать мельницу 18 века. Или еще что-нибудь в этом духе.
Наушник начинает пощелкивать еще более истерично.
- Ладно, потом поговорим, мне пора, - обрывает Роман поток отцовского негодования и через пару секунд нажимает "отбой". До работы еще минут 10 пешего хода, но раз уж выдалось такое хорошее утро, коротать его бессмысленными и изрядно болезненными разговорами - последнее дело. Черт его дернул дать слабину перед отцом! Просто надо будет уволиться, найти другую работу, потом уволиться и с нее, опять куда-нибудь устроиться и только после этого может что и рассказать. Отец слишком много балаболит и слишком мало чего одобряет.
Сталинские дома с парадными подъездами и лепниной залиты по-весеннему ярким солнцем. Желтый песчаник кажется очень приветливым, и создается впечатление, что улицы улыбаются тебе, подмигивая распахнутыми окнами десятиэтажек. Роман отлично помнит, как впервые вышел из метро Алексеевская, снаружи чем-то напоминающего римский амфитеатр, и устремился на первое в своей жизни серьезное собеседование. Это было начало душного августа, одиннадцать пополудни. Путаясь в узких переулках, кружа по похожим, словно семечки подсолнуха, дворикам, срезая и петляя, проходя сквозь здания и упираясь в тупики, нарушая правила пешеходного движения и беззастенчиво глазея по сторонам, он успел, добежал, нашел. Тот путь, что сейчас он проходит за 20 минут даже в самый морозный день, тогда он одолел в два раза быстрее, умудрившись поначалу пойти не в ту сторону, заблудившись в рыночных закоулках и вломившись через проходную, как выяснилось, соседнего здания. А потом, уже вечером, после первого, из череды многих, рабочего дня он думал, как же всё удивительно устроено на свете. Его восхищал неспешный полет голубей на фоне расчерченного проводами неба, улыбчивость старенькой продавщицы мороженого в палатке на углу Проспекта Мира и Маломосковской, первые желтые листья, похожие на затертые до блеска золотые монетки, и то упоительно-сладкое чувство внутри него самого от осознания собственной важности, нужности и таковости. Он - молодец. Он - всё сделал правильно, так, как надо.
- Когда все начало приедаться? - думал Роман, срезая через сквер. Из крошечного ресторана, визуально напоминающего скорее провинциальный кафетерий, отвратительно пахло пережареной рыбой. - Все мы немного сумасшедшие в своей тяге к постоянному разнообразию, к бесконечной попытке хоть чем-то себя занять. Вот взять хотя бы меня. Вроде не глупый, вроде не ленивый, живу в городе-миллионнике, где возможностей и вариантов больше, чем людей. И всё жалуюсь, ною, что ничего не происходит. У меня открытая мультивиза, но я недоволен, что евро слишком поднялось, я ничем не занимаюсь после работы, но считаю, что чудовищно устаю, и мне не хватает времени, я мог бы пригласить девушку на выставку Дали, но говорю, что не хочу тщетно тратить нервы. Самое страшное во всей этой ситуации, - и он пинает пустую жестяную банку из-под шипучки; та с грохотом прыгает по тротуару и, упав с бордюра, немного покрутившись на месте, замолкает, - самое страшное, что нам безумно одиноко и скучно, но мы продолжаем врать и лукавить самим себе, только чтобы облегчить собственную жизнь. Конечно, гораздо проще негодовать на работу, замечая в ней одни сплошные минусы, чем сделать над собой усилие и найти что-то хорошее, что-то мотивирующее, и довести дело со всей прилежностью до конца. Конечно, гораздо проще шипеть, что тебя никто не любит, ты устал от этих паскудных отношений и не готов к новым разочарованиям, чем поверить людям и постараться услышать и полюбить кого-то помимо себя. Или еще хуже: мы бегаем по музеям и на кинопоказы, развлекаемся на вечеринках, строим отношения, путешествуем, набивая Инстаграм сотнями фотографий, а Твиттер - тысячами предложений, читаем топовые книги и посещаем уникальные лекции и семинары. Но не потому, что нам этого хочется, а потому, что чуть позже, на работе ли, в круг приятелей, в, прастигоспади, Интернете мы сможем похвастать, что были там-то и там-то, видели тех-то, знаем то-то. А потом все сначала, чтобы при следующей встрече было, что рассказать о своей бурной, интересной жизни. Это неправильно. Всё должно приносить удовольствие. Все вокруг должно питать и насыщать, подзаряжая вставленные в одно место батарейки, чтобы заряда хватило не на день и не на два, а на целую жизнь. И как мы обновляем плей-лист, чтобы тот не надоедал, так же надо обновлять все душевные рецепторы.
Впереди уже показалась автозаправка, а значит идти осталось минуты три, три с половиной. Экскаватор разрушает куцые трехэтажки, зимой и летом светившиеся заклеенными щербатыми окнами, поднимая желтую пыль и стирая с лица Земли этих горбатых пришельцев из Междумирья, хранивших так много секретов и навевавших сосущее чувство замкнутости в собственной крошечной необычной Вселенной, куда тебе входа не было и нет. Железная баба вламывается в верхние этажи, как в прогнившие кости ребер. И Роману кажется, что это не дома ломают, а что ударами под дых из района выбивают остатки чего-то чудаковатого и от того немного волшебного. Через год, может быть два на месте этих руин и выкорчеванных тополей появятся новенькие высотные домики, забитые магазинами, офисами и парикмахерскими. Неотличимые один от другого. Он зажмуривается, считая до трех, открывает глаза, ускоряет шаг. По обе стороны Маломосковской - кирпичные дома, разукрашенные синими тенями деревьев. На небе облака, словно колечки вишневого дыма.
- Прежде всего, каждое утро нужно начинать с улыбки. Это ведь такое счастье, что ты проснулся, ты дышишь, что у тебя ничего не болит, что у тебя есть шанс пойти и прожить эти 24 часа, сделав много всего хорошего. Во-вторых, нужно не зацикливаться на негативе, быть полой трубой, войдя в которую, резкий звук умирает так и не долетев до выхода. Подобное порождает подобное. Пришел человек к тебе, у него что-то не задалось, а ты ему улыбаешься, помогаешь и относишься с понимаем. И он улыбается тебе, и вам обоим хорошо. А если и нет, - ничего страшного, ты же полая дубовая труба, шероховатая и теплая, помнишь? И в-третьих (и пожалуй, в основных), нужно не бояться. Не бояться показаться нелепым, не бояться быть искренним и делать то, что по-настоящему хочется. По дороге мне уже больше года встречается женщина с ярко-рыжими волосами, каждый из нас торопится на работу, но завидев ее разноцветный шарф и плисовое пальто, такое особенно весеннее в эти весенние дни, я всегда здороваюсь и желаю ей доброго утра, она улыбается мне в ответ и легонько кивает. И если я не встречаю ее по дороге несколько дней к ряду, я даже ощущаю некое беспокойство, будто знаю ее и переживаю, что что-то могло случиться. А в понедельник вот, например, поднимаясь по эскалатору, я проходил мимо высокого парня с ёжиком зеленых волос и татуировкой змея, ползущего откуда-то со спины по шее за ухо. На плече парня висел колчан со стрелами, а в руке был охотничий лук. Поравнявшись с ним, я сказал: "Доброй охоты, Каа!", а парень улыбнулся неожиданно серьезно: "Доброй охоты всем нам!.." Из таких вот мелочей, как из осколков разноцветного битого стекла, можно сделать довольно симпатичный витраж будней, пропускающий свет пятнистыми солнечными зайчиками. Это несложно. Нужно просто захотеть этого. По-настоящему захотеть.
понедельник, 10 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Словно девиз на щите: "Не ной!"
Но я стою, как шумерский Ной,
Уже по щиколотки под водой
На самом краешке Океана,
И мне не страшно, скорее - странно
Быть в этой мутной воде одной.
Но я стою, как шумерский Ной,
Уже по щиколотки под водой
На самом краешке Океана,
И мне не страшно, скорее - странно
Быть в этой мутной воде одной.
воскресенье, 09 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
08.11.2014 в 18:15
Пишет Taho:Захватывающие рассказы из двух предложений
Чтобы рассказать историю, от которой пробирает дрожь, не нужно много слов. Воображение — ваш внутренний Спилберг — дорисует все, что скрыл автор. Не верите? Тогда прочитайте эти короткие истории. Редакция AdMe.ru переводила их для вас, изо всех сил борясь со страхом.
Прорыв
У меня и моего психиатра произошел большой прорыв. Теперь он тоже слышит голоса.
Жизнь в одиночку
Если ты живешь один, тебе становится достаточно страшно, когда внезапно гаснет свет. Но еще страшнее, когда свет внезапно включается.
Засор
Как я ожидал, я снова увидел отвратительный клок волос моего соседа по комнате в сливном отверстии душа. В гневе я начал с силой вытягивать пряди, как вдруг услышал крики боли из канализационной трубы.
читать дальше
URL записиЧтобы рассказать историю, от которой пробирает дрожь, не нужно много слов. Воображение — ваш внутренний Спилберг — дорисует все, что скрыл автор. Не верите? Тогда прочитайте эти короткие истории. Редакция AdMe.ru переводила их для вас, изо всех сил борясь со страхом.
Прорыв
У меня и моего психиатра произошел большой прорыв. Теперь он тоже слышит голоса.
race malestrom
Жизнь в одиночку
Если ты живешь один, тебе становится достаточно страшно, когда внезапно гаснет свет. Но еще страшнее, когда свет внезапно включается.
Mitch Bresciani
Засор
Как я ожидал, я снова увидел отвратительный клок волос моего соседа по комнате в сливном отверстии душа. В гневе я начал с силой вытягивать пряди, как вдруг услышал крики боли из канализационной трубы.
Phyl
читать дальше
четверг, 06 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
среда, 05 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Когда обстоятельства загоняют меня в темный чуланный угол, пахнущий влажным мхом и затянутый паутиной, я всегда беру в руки томик Рея Брэдбери. Иногда - "Здесь могут водиться тигры", иногда - "Зеленые тени, белый кит", иногда, как сегодня, - "Вино из одуванчиков". Нужная книга приходит в нужное время. Мы читаем не только и не столько, чтобы сбежать от реальности в вымышленные миры, а в большей степени чтобы прочитать то, о чем так давно думаем, но всё никак не можем сказать. Внутри нас мечется, кипит, тянет, восторженно шуршит, мы переполнены, но нужных слов нет. Стоим, разводим руками: "Ну вот как-то оно так, знаешь..."
А потом берем книгу, - и вот же оно! Мудрый и красноречивый дядечка автор всё давным-давно уже за нас написал. Как в душу глядел: ведь именно это именно так я и чувствую!
Но "твой автор" - это не только человек, подсказывающий тебе, как всё это внутреннее обозвать, это еще и человек, чью азбуку Морзе настроения, волны внутренних импульсов ты можешь поймать, различить, понять. Твой автор - это чуткий мудрец, наставляющий тебя через шероховатые страницы, кого ты готов слушать, к кому ты готов прислушиваться.
"Давай-ка не ленись! Работай, отдыхай, не думай!" - и ты работаешь. И в работе находишь своё упоение и приводящий к внутренней гармонии внимательный покой.
"Я ЖИВОЙ" - и ты чувствуешь, как лихорадит от одной этой мысли, как хочется обнять и зацеловать весь белый свет, хочется запомнить каждую минуту своей _жизни_, каждую хочется прочувствовать, сделать не такой, как все прочие минуты и дни.
Ты ревешь вместе с чудовищем, слепо плывущим в бездне к маяку; ты летишь в колыбели могучих рук дядюшки Эйнара, слушая шепот октябрьских теней и мощное шуршание его крыльев; ты с ужасом видишь, как татуировки на спине человека, странствующего с бродячим цирком, оживают, и ты понимаешь, чья смерть там начинает поворачиваться к тебе со всех ракурсов; ты пьешь запоем отличный виски в пабе у Финна, виски обжигает тебе нутро, но так проще не тонуть в густом тумане и не слышать стонов баньши; ты расстреливаешь свои галлюцинации и страхи вместе с мистером Ыыы, надеясь, что они исчезнут, они умирают, но не перестают быть реальностью; в конце концов ты льёшь дождевую воду, которая когда-то была каплями из высокогорных озер, прошедшими через облака, в емкости с прессованными ярко-солнечными летними одуванчиками и твердо знаешь, что вот оно - твое лекарство от меланхолии, твой эликсир вечной жизни и экстракт абсолютного счастья.
И так, строка за строкой, от страницы к странице, ты находишь себя, набираешь полный рот слов, что аж за ушами болит, и начинаешь чувствовать, от загривка до солнечного сплетения, - всем. Всё.
И тебе по-настоящему хорошо.
А потом берем книгу, - и вот же оно! Мудрый и красноречивый дядечка автор всё давным-давно уже за нас написал. Как в душу глядел: ведь именно это именно так я и чувствую!
Но "твой автор" - это не только человек, подсказывающий тебе, как всё это внутреннее обозвать, это еще и человек, чью азбуку Морзе настроения, волны внутренних импульсов ты можешь поймать, различить, понять. Твой автор - это чуткий мудрец, наставляющий тебя через шероховатые страницы, кого ты готов слушать, к кому ты готов прислушиваться.
"Давай-ка не ленись! Работай, отдыхай, не думай!" - и ты работаешь. И в работе находишь своё упоение и приводящий к внутренней гармонии внимательный покой.
"Я ЖИВОЙ" - и ты чувствуешь, как лихорадит от одной этой мысли, как хочется обнять и зацеловать весь белый свет, хочется запомнить каждую минуту своей _жизни_, каждую хочется прочувствовать, сделать не такой, как все прочие минуты и дни.
Ты ревешь вместе с чудовищем, слепо плывущим в бездне к маяку; ты летишь в колыбели могучих рук дядюшки Эйнара, слушая шепот октябрьских теней и мощное шуршание его крыльев; ты с ужасом видишь, как татуировки на спине человека, странствующего с бродячим цирком, оживают, и ты понимаешь, чья смерть там начинает поворачиваться к тебе со всех ракурсов; ты пьешь запоем отличный виски в пабе у Финна, виски обжигает тебе нутро, но так проще не тонуть в густом тумане и не слышать стонов баньши; ты расстреливаешь свои галлюцинации и страхи вместе с мистером Ыыы, надеясь, что они исчезнут, они умирают, но не перестают быть реальностью; в конце концов ты льёшь дождевую воду, которая когда-то была каплями из высокогорных озер, прошедшими через облака, в емкости с прессованными ярко-солнечными летними одуванчиками и твердо знаешь, что вот оно - твое лекарство от меланхолии, твой эликсир вечной жизни и экстракт абсолютного счастья.
И так, строка за строкой, от страницы к странице, ты находишь себя, набираешь полный рот слов, что аж за ушами болит, и начинаешь чувствовать, от загривка до солнечного сплетения, - всем. Всё.
И тебе по-настоящему хорошо.
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Замечательный, красочный мини-сериал о Гарри Гудини.
Эдриан Броуди с его вечно печальными глазами и лукавым ртом как никто другой смог сыграть роль удивительного иллюзиониста, показав нам, восторженным зрителям, тонкости не только фокусов Гарри, но и его души.
«В отличие от других, я не бегу от жизни, я хочу убежать от смерти»
Эдриан Броуди с его вечно печальными глазами и лукавым ртом как никто другой смог сыграть роль удивительного иллюзиониста, показав нам, восторженным зрителям, тонкости не только фокусов Гарри, но и его души.
«В отличие от других, я не бегу от жизни, я хочу убежать от смерти»
вторник, 04 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
суббота, 01 ноября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
среда, 29 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Море не засунешь в чемодан,
В плавках до Москвы не довезешь.
Море — это горькая вода,
Море — это выплаканный дождь.
К морю можно ехать много лет,
Оставаясь лишь на пару дней.
И оно умеет ждать и петь
Лучше тех, кто ходит по земле.
Можно изменить с десятком стран,
Ждать погоды, сидя на песке.
Но ему не важно, где ты там,
Важно — счастлив ты, и если да, то с кем.
Плавленная сургучом печать
Охраняет в бездне старый клад.
Море любит письма получать,
Спрятанные в зелени стекла.
Море не забрать, как сувенир,
Не испить, не описать пером.
Потому что море — это мир,
До краев наполненный добром.
В плавках до Москвы не довезешь.
Море — это горькая вода,
Море — это выплаканный дождь.
К морю можно ехать много лет,
Оставаясь лишь на пару дней.
И оно умеет ждать и петь
Лучше тех, кто ходит по земле.
Можно изменить с десятком стран,
Ждать погоды, сидя на песке.
Но ему не важно, где ты там,
Важно — счастлив ты, и если да, то с кем.
Плавленная сургучом печать
Охраняет в бездне старый клад.
Море любит письма получать,
Спрятанные в зелени стекла.
Море не забрать, как сувенир,
Не испить, не описать пером.
Потому что море — это мир,
До краев наполненный добром.
понедельник, 27 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
27.10.2014 в 18:00
Пишет Taho:Идеальное массовое шоу одним дублем
Новая работа OK Go — как всегда, динамично и круто! И, кажется, последняя сцена — вовсе не компьютерная графика.
URL записиНовая работа OK Go — как всегда, динамично и круто! И, кажется, последняя сцена — вовсе не компьютерная графика.
пятница, 24 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
- Какие планы на выходные?
- Да никаких особенно... Хотела немного поработать, разобрать бумаги, отчеты привести в порядок...
- А почему не пользуешься знакомствами по Интернету? Что тебя пугает?
- Не знаю... Не хочу проводить вечер с кем-то, кто вгоняет меня в депрессию, заставив понять, что я живу на этой планете уже 30 лет и не встретила никого, кто меня хоть немного привлекает. И еще мне нужно постирать белье!..
-Ты никого и не встретишь, если будешь сидеть дома.
- Я и не хочу никого встречать. Знаешь, если кто-то попадется, так попадется. А искать я прекратила. Не хочу, чтобы меня трогали. Разве плохо? Просто я всем этим сыта по горло: встречаться с мужчинами, которые в итоге оказываются болванами!..
- Ну а с женщинами? Ты с женщинами пробовала?
-
Мне нужен мужественный, добрый, красивый, с хорошей работой, с каким-то этичным занятием, которое его зажигает и при этом приносит деньги, он знает, когда вести себя как ребенок, а когда - как мужчина, и он выше меня. Он заботливый, внимательный, и у него мощная грудь. Еще он сам убирается в доме, не испытывает ненависти к моим родителям, любит собак и качает мышцы, но не слишком этим увлекается. Да, он умеет готовить. Он готовит большие вкусные завтраки, называет меня "милая девочка" в постели и смотрит мне в глаза, когда кончает...- Ясно. Разборчивая и в отчаянии. Все же сходи в кино!.. ©
среда, 22 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
28.07.2014 в 19:57
Пишет Лемерт:Я девочка, я не хочу ничего решать, я хочу Дина Винчестера
вторник, 21 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
"Человек совершает в жизни роковые ошибки не потому, что ведет себя безрассудно: минуты, когда человек безрассуден, могут быть лучшими в его жизни. Ошибки возникают именно от излишней рассудочности. Это совсем иное дело."
О. Уайльд
"De Profundis"
"De Profundis"
воскресенье, 19 октября 2014
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Пароход гудел по дороге в порт,
По морской дороге из бурунов.
Чайки били крыльями, волны били в борт,
Колокол бил.
Пароход шел со скоростью семь узлов,
Поднимал ил.
Палуба вымыта, румбы выверены,
Матросы в радостном предвкушении прибытия,
Вина и женщин. Мель под волной прилива.
Солнца залп.
Город не смог оценить этого радостного события, -
Город спал.
По морской дороге из бурунов.
Чайки били крыльями, волны били в борт,
Колокол бил.
Пароход шел со скоростью семь узлов,
Поднимал ил.
Палуба вымыта, румбы выверены,
Матросы в радостном предвкушении прибытия,
Вина и женщин. Мель под волной прилива.
Солнца залп.
Город не смог оценить этого радостного события, -
Город спал.
Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Яркое солнце, горьковатый запах моря, приносимый юго-западным мягким ветром, сочная ананасовая мякоть, серпантин горных дорог, беленые стены и красные черепичные крыши, бутылочка сангрии вместо обеда каждый день, прячущийся в тени пальм черный кот, пенящиеся волны, теплые плитки балкона, божественный крепкий кофе по утрам, терраса Средиземноморья, хор сладкоголосых монастырских мальчиков, взрезающие облака пушистые сосны, гранатовые деревья, длинные белые рыбы, снующие под тобой по дну, комфортабельные рейсовые автобусы, тонкими ломтиками нарезанный хамон, шумные базары, мелкий светлый песок пляжей и бухт, саламандры и мозаика Гауди и мягкие часы Дали, алые восходы и медовая лунная дорожка, убегающая за горизонт.
+++
