Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
15.04.2014 в 23:38
Пишет мама френ:Время от времени Ниггль вспоминал о предстоящем путешествии и довольно бестолково принимался упаковывать все, что под руку попадется. В такие моменты он тоже почти не занимался живописью.
Ниггль то и дело начинал писать все новые картины, но ни одной из них так и не довел до ума. Замыслы этих картин по большей части были чересчур грандиозны для его скудного таланта. Ниггль был из тех художников, которые лучше рисуют отдельные листья, чем деревья. Он всегда подолгу возился с одним–единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму, и то, как он блестит на солнце и как переливаются на нем капельки росы. И все–таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево, и чтобы все листочки на нем были выписаны в том же стиле, но при этом на всем дереве не было двух одинаковых листьев.
Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним – дерево. Дерево росло, выпуская бесчисленные ветви и причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы – и им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна: леса, уходящие за горизонт, и горы, увенчанные снегами. Ниггль утратил интерес к прочим своим картинам. А часть из них он просто взял и прикрепил к краям главной картины. И вскоре холст сделался таким большим, что для работы над ним Нигглю понадобилась приставная лестница. Он целыми днями не слезал с этой лестницы: тут добавит штрих, там что–то сотрет… Когда к нему кто–нибудь заходил, Ниггль вроде бы держался довольно вежливо. Он сидел за столом, вертел в руках карандаш, слушал, что ему говорят, но все его мысли были прикованы к огромному полотну. Ниггль специально для него построил за домом, на том участке, где когда–то выращивал картошку, большой сарай.(с) Толкин
URL записиНиггль то и дело начинал писать все новые картины, но ни одной из них так и не довел до ума. Замыслы этих картин по большей части были чересчур грандиозны для его скудного таланта. Ниггль был из тех художников, которые лучше рисуют отдельные листья, чем деревья. Он всегда подолгу возился с одним–единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму, и то, как он блестит на солнце и как переливаются на нем капельки росы. И все–таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево, и чтобы все листочки на нем были выписаны в том же стиле, но при этом на всем дереве не было двух одинаковых листьев.
Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним – дерево. Дерево росло, выпуская бесчисленные ветви и причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы – и им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна: леса, уходящие за горизонт, и горы, увенчанные снегами. Ниггль утратил интерес к прочим своим картинам. А часть из них он просто взял и прикрепил к краям главной картины. И вскоре холст сделался таким большим, что для работы над ним Нигглю понадобилась приставная лестница. Он целыми днями не слезал с этой лестницы: тут добавит штрих, там что–то сотрет… Когда к нему кто–нибудь заходил, Ниггль вроде бы держался довольно вежливо. Он сидел за столом, вертел в руках карандаш, слушал, что ему говорят, но все его мысли были прикованы к огромному полотну. Ниггль специально для него построил за домом, на том участке, где когда–то выращивал картошку, большой сарай.(с) Толкин
