Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Святой Патрик устал.
Раньше, когда он был молод и горяч, крещение Ирландии казалось захватывающим подвигом: все эти убитые виверны, изгнанные змеи, низвергнутые боги... Сейчас вера все так же крепка, но сил уже почти ни на что не хватает.
Каждый вечер простоволосая босая женщина оставляет ему на пороге крынку теплого молока и бесшумно убегает. Один раз Патрик незаметно подкараулил ее и схватил за плечо, но тут же, словно ошпарившись, отдернул руку: кожа была такой холодной и мягкой, что перехватило дыхание, а от разбрызганных крапинок веснушек невозможно было отвести глаз. Женщина засмеялась, хрипловато, добродушно, поцеловала Патрика в сухой глянцевый нос и убежала, как всегда исчезнув за поросшим шуршащим вереском холмом. С тех пор святой больше не пытался ее ловить, и лишь иногда под низким звездным небом втягивал полной грудью пряный воздух, пахнущий разнотравьем. И, кажется, ее губами.
Честно говоря, он не верил ни в дриад, ни в брауни, ни в троллей, считал их просто детскими сказками, и никак не мог понять, почему все ирландцы, от неразумного младенца до умудренного годами старца, так цепляются за этих диких, первобытно-жестоких демонов, почему с таким недоверием и неохотой принимают истинного Бога...
С каждым годом время тянется все дольше, падения капель-секунд в омут вечности почти не слышно. Зато слышна по вечерам песня тростниковой дудочки, едва различимая в свисте ветра, летящая откуда-то из-за холмов. Патрик любит допоздна сидеть на пороге, поджав босые ступни, кутаться в огромный клетчатый плед, слушать эту дивную мелодию, грызть маленький кусочек черного хлеба, замешенного с любовью на темном эле, и смотреть на близкие седые звезды. Смотреть так долго, пока глаза сами собой не закроются. Но даже когда они закроются, все еще продолжать на них смотреть, подставляя восковое худое лицо под их неровный свет .
Едва слышно на холмах шуршит вереск.
С бузины, растущей под самыми окнами, медленно опадают резные листья, засыпая пестрым ковром и порог, и клетчатый плед Патрика.
- Спи, мой усталый, боги хранят тебя, - шепчет веснушчатая рыжая сида и нежно целует его в закрытые веки.
Патрику снятся звезды, похожие на бесконечное множество чьих-то добрых глаз, и сладкий запах разнотравья и теплого молока.
Святой блаженно улыбается во сне.
Раньше, когда он был молод и горяч, крещение Ирландии казалось захватывающим подвигом: все эти убитые виверны, изгнанные змеи, низвергнутые боги... Сейчас вера все так же крепка, но сил уже почти ни на что не хватает.
Каждый вечер простоволосая босая женщина оставляет ему на пороге крынку теплого молока и бесшумно убегает. Один раз Патрик незаметно подкараулил ее и схватил за плечо, но тут же, словно ошпарившись, отдернул руку: кожа была такой холодной и мягкой, что перехватило дыхание, а от разбрызганных крапинок веснушек невозможно было отвести глаз. Женщина засмеялась, хрипловато, добродушно, поцеловала Патрика в сухой глянцевый нос и убежала, как всегда исчезнув за поросшим шуршащим вереском холмом. С тех пор святой больше не пытался ее ловить, и лишь иногда под низким звездным небом втягивал полной грудью пряный воздух, пахнущий разнотравьем. И, кажется, ее губами.
Честно говоря, он не верил ни в дриад, ни в брауни, ни в троллей, считал их просто детскими сказками, и никак не мог понять, почему все ирландцы, от неразумного младенца до умудренного годами старца, так цепляются за этих диких, первобытно-жестоких демонов, почему с таким недоверием и неохотой принимают истинного Бога...
С каждым годом время тянется все дольше, падения капель-секунд в омут вечности почти не слышно. Зато слышна по вечерам песня тростниковой дудочки, едва различимая в свисте ветра, летящая откуда-то из-за холмов. Патрик любит допоздна сидеть на пороге, поджав босые ступни, кутаться в огромный клетчатый плед, слушать эту дивную мелодию, грызть маленький кусочек черного хлеба, замешенного с любовью на темном эле, и смотреть на близкие седые звезды. Смотреть так долго, пока глаза сами собой не закроются. Но даже когда они закроются, все еще продолжать на них смотреть, подставляя восковое худое лицо под их неровный свет .
Едва слышно на холмах шуршит вереск.
С бузины, растущей под самыми окнами, медленно опадают резные листья, засыпая пестрым ковром и порог, и клетчатый плед Патрика.
- Спи, мой усталый, боги хранят тебя, - шепчет веснушчатая рыжая сида и нежно целует его в закрытые веки.
Патрику снятся звезды, похожие на бесконечное множество чьих-то добрых глаз, и сладкий запах разнотравья и теплого молока.
Святой блаженно улыбается во сне.
-
-
30.10.2012 в 01:10-
-
30.10.2012 в 17:37