Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Каждый вечер она зажигает свечу на осеннем окне.
Каждый вечер она вспоминает о прошлом потерянных снов,
Ей хотелось бы прятать бессилье и слабость в вине,
И как раньше читать души мира без приторных слов.
Ее косы длинны и похожи на нити июльского льна,
Ее губы как маки несут наслажденье и чары тепла,
Но не верь этой нежности, что словно небо светла,-
Она манит в тот край, где весна никогда не цвела.
Каждый вечер она обнажает ступни над холодным ручьем,
Каждый вечер она посыпает пыльцою деревья в саду
Миллион светлых душ в ее спальне в сундук заключен,
Так зачем же к ее изумрудной калитке я тихо иду?!
После восьмого куплета Тарк уже больше не мог сдерживать переполнившие его эмоции, и тихо, но очень отчетливо сказав «Хэй-на, чартан проклятый!», вытер о ближайший угол скатерти предательски покалывающий нос. В сущности именно благодаря этому жесту и невзначай скошенным в сторону глазам, балагуристый принц улицезрел занятную картину. Кучка завсегдатаев заведения, в том числе и старый косматый менестрель, видом своим больше напоминавший барсука, нежели человека, злобно перешептывались, а лица их выражали крайнюю степень неудовлетворенности. После небольшого консилиума один рослый детина решительно поднялся из-за стола и вложив в огромную ладонь печеный фаршированный помидор весьма аппетитной наружности со всей своей недюжинной силы размахнулся и запустил оным в мирно наигрывающего красивый проигрыш Балара.
Тарк так и не понял — то ли он сегодня в странно-пацифистском настроении и просто в силу климатических условий и фазы луны не желает свеженькой трактирной драки, то ли ему отчего-то нравится песня приятеля и было бы скверно так и не узнать чем же все закончится, но он почти помимо своей воли аккуратно щелкнул пальцами, ухватил струну воздуха между указательным и средним и словно бичом ударил по летящему со свистом через весь зал помидору. Поджаренный благоухающий овощ дернулся в предсмертной конвульсии, резко остановился и где завис там и шлепнулся на стол одному посетителю прямо в тарелку щей. Балара подвело только то, что как раз в момент гибели славного помидора, певец поднял свой светлый взор и, не прерывая пения, удивленно воззрился на летящий овощ. Как только томат звучно шмякнулся в тарелку какого-то господина, в таверне повисла угнетающая тишина и свистящий шепот «Ведьмак!!!» прозвучал слишком громкой.
Когда местные пьяницы и усталые работяги начала бодро подниматься с нагретых мест и с молодецкой удалью хватать скамьи, столовые приборы и стулья, Тарк вышел из оцепенения и во всю глотку заорал «А теперь — драпаем!», одним прыжком перелетел через ближайший стол, растолкал двух уже успевших нависнуть над ничего не понимающим Баларом с/х работничков, и схватил приятеля за руку.
-Ээээ.. а что, собственно,...
-Бэжим! Наивная твоя башка! Бэжим !
-Погоди, но что...
-Потом! Потом!!!
Одному трактирному духу было известно, как двум беглецам, подозреваемым в колдунстве удалось под непрестанный бой тарелок, стульев и дикий ор «Держи их!» живыми и без значительных увечий вылететь из ходящего ходуном трактира и незамеченными скрыться в густом придорожном подлеске.
Спустя некоторое время, отдышавшись и переждав погоню в неглубоком но тенистом овражке, Тарк как ни в чем не бывало повернулся к Балару и чуть меланхолично спросил:
-А закончилось-то чем?
-Чё? - мысли мужчины все еще были прикованы к трактирной заварушке.
-Песня твоя, говорю, чем закончилась? Или от резвого бега весь мозг через уши выдуло?!
-А, это.. Да умерли там все, как обычно. Ничего особенного.
У Тарка опять почти выступили слезы и он даже для пущей убедительности хлюпнул носом, но Балар прервал его жалостливость:
-Слушай, а за что они нас так?! - мужчина неопределенно мотнул головой в сторону красных огоньков — деревенских факелов, маячивших далеко между деревьями.
Тарк состроил огромные безвинные глаза, еще непросохшие от благородных мужских скупых слез, и быстро-быстро обронил:
-Без малейшего понятия. Мужланы неотесанные. И что мы им сделали: кушали, пели — никого не трогали...
«Ну подумаешь, у местного менестреля аудиторию и прибыль отобрали, ну подумаешь мыша дохлого в бочку с пивом подсунули, ну еще пару подносов из-за нас перевернули — но мы-то тут при чем? И помидор этот летающий. Подумаешь! А нечего было кидаться в обезоруженного поющего человека... Сами виноваты! Дерэвэншшына!!!» - про себя подумал Тарк, но вслух все же решил не говорить.
Балар недоуменно пожал плечами, но подлая мыслишка, что он опять пропустил что-то очень важное, а этот плут явно недоговаривает, в очередной раз надоедливо поскреблась в затылке.
Каждый вечер она вспоминает о прошлом потерянных снов,
Ей хотелось бы прятать бессилье и слабость в вине,
И как раньше читать души мира без приторных слов.
Ее косы длинны и похожи на нити июльского льна,
Ее губы как маки несут наслажденье и чары тепла,
Но не верь этой нежности, что словно небо светла,-
Она манит в тот край, где весна никогда не цвела.
Каждый вечер она обнажает ступни над холодным ручьем,
Каждый вечер она посыпает пыльцою деревья в саду
Миллион светлых душ в ее спальне в сундук заключен,
Так зачем же к ее изумрудной калитке я тихо иду?!
После восьмого куплета Тарк уже больше не мог сдерживать переполнившие его эмоции, и тихо, но очень отчетливо сказав «Хэй-на, чартан проклятый!», вытер о ближайший угол скатерти предательски покалывающий нос. В сущности именно благодаря этому жесту и невзначай скошенным в сторону глазам, балагуристый принц улицезрел занятную картину. Кучка завсегдатаев заведения, в том числе и старый косматый менестрель, видом своим больше напоминавший барсука, нежели человека, злобно перешептывались, а лица их выражали крайнюю степень неудовлетворенности. После небольшого консилиума один рослый детина решительно поднялся из-за стола и вложив в огромную ладонь печеный фаршированный помидор весьма аппетитной наружности со всей своей недюжинной силы размахнулся и запустил оным в мирно наигрывающего красивый проигрыш Балара.
Тарк так и не понял — то ли он сегодня в странно-пацифистском настроении и просто в силу климатических условий и фазы луны не желает свеженькой трактирной драки, то ли ему отчего-то нравится песня приятеля и было бы скверно так и не узнать чем же все закончится, но он почти помимо своей воли аккуратно щелкнул пальцами, ухватил струну воздуха между указательным и средним и словно бичом ударил по летящему со свистом через весь зал помидору. Поджаренный благоухающий овощ дернулся в предсмертной конвульсии, резко остановился и где завис там и шлепнулся на стол одному посетителю прямо в тарелку щей. Балара подвело только то, что как раз в момент гибели славного помидора, певец поднял свой светлый взор и, не прерывая пения, удивленно воззрился на летящий овощ. Как только томат звучно шмякнулся в тарелку какого-то господина, в таверне повисла угнетающая тишина и свистящий шепот «Ведьмак!!!» прозвучал слишком громкой.
Когда местные пьяницы и усталые работяги начала бодро подниматься с нагретых мест и с молодецкой удалью хватать скамьи, столовые приборы и стулья, Тарк вышел из оцепенения и во всю глотку заорал «А теперь — драпаем!», одним прыжком перелетел через ближайший стол, растолкал двух уже успевших нависнуть над ничего не понимающим Баларом с/х работничков, и схватил приятеля за руку.
-Ээээ.. а что, собственно,...
-Бэжим! Наивная твоя башка! Бэжим !
-Погоди, но что...
-Потом! Потом!!!
Одному трактирному духу было известно, как двум беглецам, подозреваемым в колдунстве удалось под непрестанный бой тарелок, стульев и дикий ор «Держи их!» живыми и без значительных увечий вылететь из ходящего ходуном трактира и незамеченными скрыться в густом придорожном подлеске.
Спустя некоторое время, отдышавшись и переждав погоню в неглубоком но тенистом овражке, Тарк как ни в чем не бывало повернулся к Балару и чуть меланхолично спросил:
-А закончилось-то чем?
-Чё? - мысли мужчины все еще были прикованы к трактирной заварушке.
-Песня твоя, говорю, чем закончилась? Или от резвого бега весь мозг через уши выдуло?!
-А, это.. Да умерли там все, как обычно. Ничего особенного.
У Тарка опять почти выступили слезы и он даже для пущей убедительности хлюпнул носом, но Балар прервал его жалостливость:
-Слушай, а за что они нас так?! - мужчина неопределенно мотнул головой в сторону красных огоньков — деревенских факелов, маячивших далеко между деревьями.
Тарк состроил огромные безвинные глаза, еще непросохшие от благородных мужских скупых слез, и быстро-быстро обронил:
-Без малейшего понятия. Мужланы неотесанные. И что мы им сделали: кушали, пели — никого не трогали...
«Ну подумаешь, у местного менестреля аудиторию и прибыль отобрали, ну подумаешь мыша дохлого в бочку с пивом подсунули, ну еще пару подносов из-за нас перевернули — но мы-то тут при чем? И помидор этот летающий. Подумаешь! А нечего было кидаться в обезоруженного поющего человека... Сами виноваты! Дерэвэншшына!!!» - про себя подумал Тарк, но вслух все же решил не говорить.
Балар недоуменно пожал плечами, но подлая мыслишка, что он опять пропустил что-то очень важное, а этот плут явно недоговаривает, в очередной раз надоедливо поскреблась в затылке.
Это больше чем одна история, правда, все никак не обретет целостность - так кусочками и валяется...
по тексту: Одному трактирному духу было известни - мб, известно?)))
смахнул выступившие на ресницы слезы - эээ, сугубое имхо, но выступившие на ресницы слезы как-то для девочек) не настаиваю, естессна, авторское, оно такое) только имхо, "глаза" было бы как-тооо... ну, уменятнее по отношению к такому мужественному Тарку)
Так, про трактирный дух ща исправлю.
С глазами я думал. Ты наверное все же права. Может слезы вообще заменить предательским покалыванием в носу? Хотя, говоря по чести, Тарк - мелкий чародей, воришка и вообще скользкий пронырливый тип. Просто здесь он получился каким-то странно героическим. Это для него не свойственно и он клятвенно обещал исправиться)
Спасибо!Огромное человеческое тебе спасибо за исправления!
сидела вот в универе, пока деканатскую девочку ждала, ходила объявления читала, три ошибки исправила. Филфак, блин =_="