Беседка и автобус

Я.В. Солдаткиной

— Расскажи мне одну из твоих бесконечных историй! – просит Александр-младший и хватается за подол белоснежной тоги, вовремя одергивает себя, прячет руки за спину и немного отстраняется от ног учителя. Сидеть в такой позе оказывается не очень удобно, но некоторое время Александр-младший терпит и даже не ерзает. Мягкий персидский ковер, которым устлан пол беседки, и расставленные всюду мисочки с сухофруктами делают его неудобства сносными.
— Опять?! – учитель устало возводит очи горе (в данном случае – потолку беседки, увитому мясистой виноградной лозой с набухшими от сока и солнца гроздями) и надолго замолкает. Теплый ветер, несущий с Саргассова моря терпкий, соленый с горчинкой запах, развевает непослушные упругие темные кудри учителя, которого здесь и сейчас зовут Луи. У него немного картавая речь, нос в веснушках и огромные мозолистые ладони с тонкими, гибкими пальцами прирожденного виолончелиста.
Александр-младший готов поклясться, что вчера его звали Жан-Поль, он был непоколебимым атеистом и носил очки в роговой оправе, а неделю назад - Нильсом, и у него были небесно-голубые глаза и перья в пахнущих полынью волосах. Но это не так уж и важно. Луи (Жан-Поль? Нильс?...) всегда ждал его на рассвете в этой самой беседке с лэптопом (газетой, древним фолиантом со страницами из воловьей кожи, ...) на коленях, в хрустящей от чистоты и свежести белой тоге, поджав под колченогий табурет босые ступни и философски (даже немного пошло) отправляя в рот одну упругую блестящую виноградину за другой. Да и как сказать – ждал? Просто Александр-младший точно знал, что он там есть и что он непременно расскажет свою историю: сегодняшнюю безумнее вчерашней, но правдивее завтрашней. Некоторые "Луи" начинали говорить без умолку о чем-то восхитительно интересном, как только Александр-младший переходил магистраль по зебре, не дожидаясь пока он собственно войдет в беседку. Другие же – наоборот, почти до самого полудня могли молча сидеть, читать, рассматривать гладкое, как стекло, море, видневшееся из ажурных арок, потом в спешке, с явным недовольством, рассказывали какую-нибудь коротенькую побасёнку с сомнительной моралью, вставали и просто выходили в яблоневый сад, простиравшийся от порога беседки до моря. И сколько бы Александр-младший ни выбегал за ними вслед, он всегда оказывался в душном мегаполисе, пропитанном запахами озона из выхлопных труб, хот-догов с горчицей, дорогого одеколона и плавящегося от жары асфальта, в мегаполисе, построенном из бетона, металла и стекла, с подвесными мостами и дирижаблями в блеклых и далеких квадратах неба.
Александр-младший не знает, что за место эта беседка; он знает лишь, что с рассвета до полудня, если захотеть, можно ее увидеть. В ней всегда будет сидеть меняющийся только внешне учитель, по стенам будет расползаться виноград, чей сок хмельнее самого хмельного вина, а из окон-арок будет виден яблоневый сад с высокой насыщенно-зеленой травой и чуть вдалеке – море, в 96% из 100 Саргассово, влажно поблескивающее прозрачной поверхностью, прохладное, спокойное.
Кажется, беседка – это единственное окно, из которого, находясь в мире Города, можно видеть море. Но можно только смотреть на него, чувствовать запах, слышать шум и никогда не приближаться, как бы сильна ни была твоя жажда.
- Как там пелось у Jefferson Airplane? Помнишь?
Don't you want somebody to love?
Don't you need somebody to love?
Wouldn't you love somebody to love?
You better find somebody to love.
Нет?! - и глаза учителя становятся круглыми от возмущения и удивления.
- Когда я учился в школе, - тихо отвечает Александр-младший, чувствуя как его щеки стремительно пунцовеют, - нам уже не преподавали историю и культуру Древних Веков. Это же, кажется, 18 век, да?
— Балбес! – вскрикивает Луи, будто его только что пронзили шпагой насквозь, и отвешивает Александру-младшему ощутимый подзатыльник. – Это божественные шестидесятые божественного Двадцатого. Может ты еще и Чайковского в 3 век засунешь?!
Александр-младший молчит. Раньше учитель никогда не говорил ничего про историю. Он (они?..) знай только рассказывал всякие небылицы про войны, полеты в космос, женщин. Пф... Надо же было такое выдумать – женщины?! Конечно, в мифологии всех народов они функционируют как константный элемент, но не стоит путать выдумки и то, что было на самом деле.
— Ладно, – грустно вздыхает учитель и задумчиво почесывает кончик веснушчатого носа. – Слушай сюда, малой, и запоминай. Когда-нибудь все это еще пригодится тебе. Эту историю мне рассказал старый араб в огромной чалме, расшитой настоящими золотыми нитями. Я к тому моменту был не так чтобы юн, но и не так чтобы взросл, поэтому, наверное, не поверил. Но все, о чем я тебе расскажу, было на самом деле, - я потом через много лет увидел все сам своими глазами.
Это было давным-давно, где-то между тем, как Икар просмолил свою первую пару крыльев, и тем, как в небе погасли все звезды. В столь любимые тобой "Древние Века" (омут язвительности в глазах Луи бездонен). Где-то на отшибе Вселенной неспешно крутилась вокруг своей оси маленькая голубая планета – Земля. Это вам сейчас в учебных заведениях лапшу на уши вешают, что такое название нашей планете было дано, потому что она совершенно безводна – кусок глины, незаметно упавший с Божественного стола. Нет! Раньше 3/4 Земли занимал Океан, горький, таинственный, всепоглощающий и всеобъемлющий. Океан для людей был всем. Древние греки и римляне верили, что именно в нем зародилась любовь-Венера, а древние кельты говорили, что там, где заканчивается океан, начинается смерть. Люди считали, что без воды нет жизни, – как видишь, они ошибались.
Время действия моего рассказа – 21 век (ничем не примечательный, – скажешь ты; ключевой – скажу я), годы, когда Земля встала на путь прагматизма и рационализма, приведший ее к нашему с тобой Настоящему (великому – скажешь ты; упадочному – скажу я). Тогда Океан еще межевал Землю на континенты, которые не слишком щедро делили между собой семь рас. На каждом континенте было, чаще всего, несколько стран, усыпанных, как осенняя рябина ягодами, россыпью городов, один другого меньше. Тебе, живущему на Земле, где нет даже озер, а всю поверхность покрывает один огромный Город, довольно сложно это представить, но ты постарайся. Жизнь в городах ничем особо не отличалась от жизни в Городе, разве что темп немного помедленнее был и людей поменьше. Информация уже распространялась со скоростью происшествий, карьеризм был определенно положительной чертой характера, а личного времени и пространства почти не существовало. Я долго задавался вопросом – что делает нас живыми в таких условиях, что делает нас людьми. И знаешь, к чему я пришел? Возможность чувствовать. Именно когда тебя захлестывают иррациональные неконтролируемые эмоции, ты воистину любимейшее дитя природы, венец ее творения. Без эмоций одна секунда времени неотличимо похожа на другую, как две капли воды. Но когда ты позволяешь себе чувствовать (и даже не важно – застревающее в горле колким комом горе или разрывающую на миллиарды легчайших светящихся кусочков радость), ты начинаешь видеть многоликость этой жизни, начинаешь чувствовать ее вкус. Когда есть динамика, есть и развитие. А значит, есть и будущее.
Так вот, в те самые времена жила-была одна Женщина. Она была стройна, с дерзким изломом губ, со струящимся до пят водопадом темно-каштановых волос. Мужчины обожали ее, но в глубине души побаивались – слишком уж сильным был внутренний стержень, слишком уж прямым взгляд всегда смеющихся глаз. Каждый день она ездила на работу и обратно, трясясь со всей своей восхитительностью, грацией и бесконечным космосом души в душных вагонах метро, похожих по внешнему виду на банку сгущенки. Люди в спешке и толкотне наступали на ноги, зажимали сумками и тележками, оглушали попсовой музыкой из наушников, дышали из-за плеча и всячески нарушали священное личное пространство. Но Женщина не была на них в обиде.
Когда Женщине становилось совсем уж невмоготу, она думала о море. О том, как лежала бы в подвешенном между двумя соснами гамаке, выбирала бы в горсть гранатовые зерна, чтобы потом их все сразу отправить в рот, смотрела бы, как соленые волны с белыми от пены гребнями шершаво облизывают берег, с урчанием подкатываются к самым дюнам. Женщина любила море, а море любило Женщину, постоянно посылая ей весточки и приветы: то в придорожной пыли окажется, постукивая матовым боком об асфальт, маленькая ракушка, то у метро всунут листовку, на которой крупно-крупно будет написано "Море ждет ВАС!", то утром вместо соловьиных трелей разбудит гортанная чаячья болтовня, а то и совсем уж откровенно и неожиданно посреди лекции, прямо в аудитории, запахнет горечью и йодом – ни с чем не спутаешь! Море любило вторгаться в личную жизнь Женщины, размывая границы реальности, как стены построенного из песка замка. А Женщина была и не против, раз уж все равно самой к морю все никак не удавалось выехать. Но когда однажды к остановке рядом с домом подъехал маленький видавший виды автобус с табличкой "до моря" на лобовом стекле, – это было уже слишком! Женщина фыркнула, уперлась зонтиком-тростью в пошатнувшуюся твердь тротуара и стала демонстративно разглядывать эдакое чудо. Автобус был маленький и старый (явно остался с прошлого века, – даже странно, как его еще не списали). На таком вполне могли бы совершать свои дерзкие похождения дети цветов или битники, набросав прямо на пол аляповатые подушки (или циновки), завалив багажное отделение книгами вперемешку с сигаретными блоками и заполнив пространство вокруг автобуса летящим во все стороны из раскрытых окон забористым гитарным соло. Одним своим внешним видом автобус создавал впечатление, что на его крыше каталось не одно поколение мальчишек в драных кедах и с газетными пилотками на косматых головах. А благодаря компостеру было начинено бессчетное множество хлопушек. Водителя этого транспортного средства с такого расстояния было почти не видно, – кажется, какой-то улыбчивый мужчина глубоко преклонных лет. В темно-темно-синем комбинезоне. В автобус нерешительно вошла парочка студентов, до этого горячо споривших на остановке. Они что-то спросили у водителя, тот показал, что, мол, сначала прямо, потом дважды направо, а потом все время прямо. Студенты переглянулись, пожали плечами и пошли в конец совершенно пустого салона. Двери автобуса плавно закрылись и тот, тихонько дребезжа и погромыхивая, отъехал от остановки.
Если ты думаешь, что Женщина подумала что-то вроде «Ну и чудеса» (или «Вот так новость – первый раз такое вижу», или «Что это за подозрительный автобус?!»), ты ошибаешься. Женщина просто проводила взглядом сомнительное транспортное средство и твердо решила разузнать о нем побольше.
Итак, каждое утро и каждый вечер Женщина приходила на детскую площадку, с которой отлично была видна остановка, садилась на качели, ела мороженое и терпеливо выжидала никак не менее получаса. Иногда она приходила чуть раньше, иногда – чуть позже, желая как можно больше увеличить потенциальную вероятность повстречать загадочный автобус. На самой остановке такой маршрут, конечно же, не значился, местные бабушки ничего не слышали и не видели, да и слежка не дала никаких результатов – автобус больше не появлялся.
Прошло чуть больше полугода, в город пришла промозглая зима – чрезвычайно теплая и поздняя в этом году. Остатки (хотя вернее было бы сказать – останки) нерастаявшего снега печально чавкали под ногами, вечерний воздух пах рождественским глинтвейном и мандаринами. Тогда-то загадочный автобус и объявился во второй раз. Женщина бежала на работу. Будучи по природе своей крайне пунктуальной, она не любила опаздывать. А, как известно, мерзкая погода и поздние рассветы совершенно не способствуют ранним подъемам. Автобус притормозил перед «зеброй», противно взвизгнув шинами, дверь очень плавно отползла в сторону, выпустив из салона клубы тепла и запаха свежей хвои. «Подбросить?» – участливо спросил водитель. «Нет, спасибо, мне здесь совсем рядом» – смутилась Женщина и только тут сообразила, что это же тот самый автобус. Сам нашел ее, когда она уже и думать о нем забыла! «А что, правда до моря довезете?» – хитро прищурившись, спросила она, разглядывая дедушку-водителя. У него были очень ясные глаза и очень глубокие морщины в уголках губ – такие бывают только у тех, кто много-много смеется. «Правда довезу», – улыбнулся своими морщинками водитель, а вместе с ними – губами, глазами и, кажется, даже всей своей позой. Женщина рассмеялась, прикрыв рот узкими ладонями, и со словами «спасибо, спасибо вам огромное» опрометью бросилась на работу. С тех самых пор автобус она больше не искала, да и чайки перестали будить по утрам, а около метро вместо рекламы начали раздавать газеты. Жизнь у женщины стала еще лучше, чему она не переставала радоваться и удивляться. Она воспитала и вырастила двух замечательных сыновей-близнецов, внуков, озорных, вечно разбегающихся в рассыпную, словно горошинки, правнуков, съездила с мужем в кругосветное путешествие (и, по секрету скажу, не один раз), горячо целовала в губы всех своих друзей, верности и любви которых можно было бы слагать оды, написала три романа, ставшие мировыми бестселлерами, да и вообще — нашла свое место в мире.
И вот однажды, когда Женщине было уже очень много лет, а все ее правнуки повырастали и обзавелись собственными семьями, она прогуливалась вместе со своим усатым (как гусар или пиратский капитан) мужем по липовой аллее. Из-за угла сталинской высотки вынырнул маленький старый автобус с желтыми выгоревшими боками и, флегматично попыхивая выхлопной трубой, неспешно покатил к Проспекту. «Бежим!» – прошептала Женщина, крепко-крепко схватила своего мужа за руку, и они, словно семнадцатилетние студенты, побежали за автобусом. Юные их сердца чуть не выскакивали из грудных клеток от восторга и страха опоздать. Автобус притормозил, дверь плавно отползла в сторону, Женщина и ее Мужчина, перепрыгивая через ступеньку, влетели в пронизанный солнечным светом и запахом первых яблок пустой салон.
Водитель добродушно хохотнул, лихо выкрутил баранку, уводя маленький автобус в глубокий вираж, и обернувшись, бросил через плечо:
«Вам до конечной? Ну и отлично!.. Тогда устраивайтесь поудобнее, скоро приедем – здесь до моря не очень далеко. Вот только по дороге захватим еще пару человек, вы же не против?»
***
После того, как ушел Луи, Александр-младший начинает всё реже приходить в беседку. Он жаждет ее всё так же страстно, но еще с другой стороны эстакады увидев, что на колченогом табурете восседает кто-то другой, не Луи с его хрипловатой картавостью речи и миллиардами веснушек, Александр-младший разворачивается, крепко зажмурившись, и идет параллельно шумной трассе, забрав длинные волосы в высокий хвост и небрежно шаркая по плавящемуся асфальту ботинками. Так он блуждает до самого полудня, не оборачиваясь и не поднимая глаз. Поначалу Александр-младший приходил в беседку и первым делом спрашивал у учителя: «Вы знали Луи? Расскажите мне про автобус, везущий к морю еще что-нибудь!» Но учитель (учителя?..) только щурился на солнце, вдыхал полной грудью соленый йодистый запах и ничего не отвечал. Потом он начинал историю, захватывающую и яркую, но ни одна из них не была об автобусе, маленьком, дребезжащем и старом, с выцветшей табличкой на лобовом стекле.
Через некоторое время Александр-младший теряет всякий интерес, аппетит и покой. Он никак не может понять, почему, если беседка и автобус как-то связаны с морем, одно он может вызвать стремлением мысли, а другое нет?! Это кажется ему вопиющей несправедливостью, ловушкой, каверзным заговором. Чтобы как-то унять свою депрессивную прокрастинацию, он записывается в библиотеку, начинает ходить по музеям и ночует в архивах, погружаясь в историю Древних Веков с головой. Он ездит из одного конца Города в другой, встречается с антикварами и мифологами, скупая терабайты музыки, книг, живописи. Он учится водить автобус и петь. И очень, очень много читает.
И вот, спустя не один десяток лет, возвращаясь пешком от архива домой вдоль эстакады, в шуме и визге сверхскоростных автомобилей Александр-младший различает жестяное поскрипывание и дребезжание, едва слышимое, но явственно приближающееся. Он весь напрягается и ускоряет шаг. Через несколько бесконечно длинных, мучительных минут архаичное средство передвижения притормаживает и смеющийся хрипловато-картавый голос спрашивает:
- Эй, тебя подвезти?
У Александра-младшего всё холодеет внутри, в горле пересыхает, в ушах звенит кровь. И больше всего на свете он боится поднять глаза.
***
Клод выпрямляется, выдыхает и шумно отсербывает из пиалы горячий солоноватый чай. Солнце в зените.
Учителя (Клод это твердо знает) зовут Александр-младший, у него подведенные углем и ежевичным соком глаза, седые волосы заплетены в дреды, на смуглых запястьях с выразительно очерченными косточками небрежно болтаются браслеты из кожи, ракушек и деревянных бусин. Он поднимается с колченогого табурета немного заторможено, оглаживает Клода по голове.
—Верь мне, мальчик, – улыбается Александр-младший одними глазами. – С этого началась моя история, начнется и твоя. Беседка — часть Города, одна из многих. Она статична и совершенна. Но, находясь в ней, ты никогда не достигнешь своей мечты и уж тем более — моря. Я не имею права тебе этого говорить, но если хочешь к чему-то прийти — выходи на дорогу и ничего не бойся.
Александр-младший докуривает самокрутку, срывает небольшую кисть винограда, свисающую прямо над аркой и пружинистым шагом выходит в ведущий к морю яблоневый сад, отправляя в ухмыляющийся рот одну сочную виноградину за другой.
Клод выбегает за ним, но беседка (вместе с морем, зеленой травой и учителем в белой тоге) исчезает, будто и не было, замыкая Клода в бетонную клетку центрального квартала.
***
Эту историю я слышала несколько лет назад от одного мальчика с очень взрослыми глазами. Она долго не выходила у меня из головы, но спустя некоторое время я «переболела» ей, и она погрузилась в недра моего подсознания, попутно растеряв множество деталей и реплик. Но вчера я увидела маленький старый желтый автобус, с дребезжанием кативший по бездорожью пустыря. Из распахнутых его окон навстречу маю неслись песни под гитару, а к боковым зеркалам были привязаны ленты и лоскуты. Я не знаю, был ли это тот самый автобус, или может быть какой-то другой, но теперь я, совершенно неотвратимо, как прежде Клод, а до него – Александр-младший, Луи, старый араб и, в конце концов, сама Женщина, чувствую вселенскую необходимость разгадать эту тайну. Я знаю, что слышала и что видела – мои глаза и уши никогда не врут мне.
Поэтому единственное, что остается добавить в конце: «Через несколько недель наступает лето – пора авантюр, приключений и чудес. Если вдруг увидите старый маленький автобус с выгоревшей табличкой «до моря» на лобовом стекле, не раздумывая, бегите за ним во след. Море — это душа Земли. Так давайте впустим в себя хоть немного безрассудства, отринем притяжение городов и встретимся на зацелованной солеными волнами убегающей в бесконечность береговой линии!».

@темы: Отражения на дне чашки

---

Paris

Aoûtien - (фр.) тот, кто ездит в отпуск в августе.

+10

@темы: бубен шамана, Тезаурус, Фото

---

Ждать у моря погоды

Томас работал допоздна и выходил из лавки глубоко за полночь. Ему принадлежал маленький магазинчик всяких мелочей, расположившийся в самом конце набережной. Когда Томасу говорили «Ну, что же ты? Никто ведь не заходит за шурупами и разноцветными поплавками после семи. Ты просто тратишь время», он только отмахивался: «Мои часы, - на что хочу, на то и трачу».
Как сам Томас объяснял всё это, он просто любил ждать у моря погоды. Любил, когда в распахнутое окно лавки влетал просоленный ветер, приносящий песчинки, цветки абрикосовых деревьев да обрывки чужих мыслей и фраз. По набережной всегда гуляло много народу, все любили поболтать, поесть мороженого, потанцевать на шершавых досках, выводя то степ, до сальсу; люди много курили, пили вино, спрятанное в бумажные пакеты из-под свежей выпечки, смеялись.
Однажды Томас был вынужден уехать к матушке на полгода и проработать всё это время в городском часовом магазине. Шесть месяцев показались ему длиннее и мучительнее трех лет. И дело было не в часах, не в семейных проблемах и не в малознакомом месте, а в людях. Городские жители оказались гораздо более угрожающимим и сложными, нежели прибрежные люди, они были импульсивнее, болезненно нежизнерадостны, суетливы, хамоваты и даже как-то скучны. В них не было той раскованности, той пестроты и отзывчивости, которые переполняли жителей портов и прибрежных деревушек .
«Страшные люди, - туристы», - думал Томас, натирая промасленной тряпкой часовые механизмы и выглядывая сквозь куст незабудок в окно. - «Они же горожане, ничуть не менее суетливые и странные, чем их оседлые соотечественники. Но всё же не такие. Возможно, наличие саквояжей и спортивных тапочек добавляет им мозгов и души».

Томас любил вслушиваться в то, что болтают на пристани.
Позавчера был на рыбалке, знаешь, кого поймал?
Вздор! У тебя руки не из того места растут!..
Ах оставьте, не надо! Почему же вы остановились?!
Глаза такие выразительные, тёмно-васильковые...
И говорит мне — 4.20, пожалуйста. А я ей - …
А! Ранен! Подбит в сердце и левую лодыжку!..
Вот и верь после этого, что сирен не существует.
Каждую фразу Томас мог домыслить в самостоятельный, целостный рассказ, придумать, увидеть нечто увлекательное и почти невозможное. Но составлять из услышанного, как из кусочков мозаики, одну общую картину ему нравилось куда больше.
«Море уникально», - думал Томас. - «Это именно оно делает всё вокруг таким интересным. Залюбленный волнами бриз сдувает газеты со столов, фотографии из бумажников, поднимает юбки, уносит воздушные поцелуи, - заставляет людей включаться в игру и отходить от правил. Море — огромный синий форс-мажор. Никогда не знаешь точно, что тебя здесь ждет. Может, ты найдешь любовь всей своей жизни, может, утопишь золотые прапрадедушкины часы. А может, и то, и другое одновременно.»

По выходным Томас доставал из моря огромные ракушки рапанов и клеил из них всяких смешных зверушек, дорисовывая им акрилом глаза и усы. А потом даром отдавал ребятне, с визгом носящейся по берегу. Иногда, конечно, выменивал на леденцы и мороженое, но это не считается.
В такие моменты Томас чувствовал себя совершенно, абсолютно счастливым. Он знал, что морская вода течет по его жилам, и с этим уже ничего не поделаешь. Остается принять, как должное, и наслаждаться, дожидаясь у моря погоды. А она никогда не заставляет себя ждать слишком долго.

@темы: Отражения на дне чашки, Факты о море

---

Маленький капитан

Море несет капитану
В пасти янтарь и жемчуг, -
Лишь набивай карманы
Да не мечтай о меньшем.

Мягкие волны-лапки
Гладят его макушку,
Подкидывают загадки,
Разбрасывают игрушки.

Наш капитан смеется,
Из чеков сложив кораблик,
Который навстречу солнцу
Несется за стайкой крабов.

Наш капитан боится
Медуз и нагих русалок,
И море, когда приснится,
Их прячет скорей за скалы.

Море подходит ближе,
Дышит в затылок фёном,
А после — украдкой лижет
Следы на песке соленом.

Наш капитан мечтает,
Чтоб подрасти скорее.
Ему предстоит возглавить
Поход на большой галее

За специями и солью
Куда-то за тропик Рака,
И небо целует море
Созвездьем Большой Собаки.

Наш капитан не дремлет!
Ну, может, совсем немного...
В камине трещат поленья
И море ждет у порога.

@темы: послания в бутылке, Факты о море, Фото

---

.

.

@темы: Пинакотека, Фильм-фильм-фильм!

---

22.04.2014 в 16:21

Пишет  Алогичность:

Лол xDD

22.04.2014 в 03:00

Пишет  belkozver:

21.04.2014 в 06:10

Пишет  Lanfir777:

Ахах))

21.04.2014 в 06:10

Пишет  -Bait-:

20.04.2014 в 21:41

Пишет  mig-70:

я рыдалЪ

20.04.2014 в 20:19

Пишет  @сумыч:

ЖЕстокая жиСЬ пчёл!

---

И вот почти за полночь села я писать.
Если мне хватит мозгов и сил закончить начатое до воскресенья, я самонарекусь невьебенной антропоморфной абстракцией и буду танцевать голой в свете стремительно убывающей луны

---

14.02.2014 в 11:33

Пишет  Doctor Wooster:

Blackpool\Broadchurch

+++

@темы: Пинакотека, Фильм-фильм-фильм!

---

Мельница

Пожалуй, стоит сказать пару слов о концерте Мельницы 19.04 в ГлавКлубе.

Концерт начинался в 8, мы с Настей, как порядочные, в 7:20 были уже на месте, и к 9 вечера я вспомнила, почему всё грозилась, что больше никада и низачто. Как и в предыдущие 2 раза, Мельница в 8 начинать даже не собиралась, хотя и сидела в гримерной. Спустя почти час, народ начал поднимать волну и довольно ощутимо злиться. Тогда нам на растерзание отдали молодую-зеленую ОЧЕНЬ подростковую группу. Проблема была даже не столько в совершенно не отстроенном звуке (когда от ударных, казалось, твое сердце вибрировало где-то в гортани) и не в диком свете. Голос у солиста был абсолютно чистый и замечательно сильный. Дело было в абсолютном непопадании в аудиторию. Хлопать конечно, хлопали, но, мягко говоря, без восторга. Я похожие текстики в свои 15-16 писала, а здесь вроде волосаты парни за 20. ну как-то... хм...
Возможно после такого "разогрева" Хелависе мы были рады как сестре родной!
Сам концерт на удивление был хорош. Мы (в смысле, аудитория) орали так, что Хелависа не уставала поправлять наушник, а на "Королевне" жестами показывала гитаристу, что она из-за нас и ударных себя не слышит)) Ностальгия, конечно, накрыла с головой. Но были не только всякие прекрасно-старенькие Ночные Кобылы и Дороги Сна, были песни, кажется, из всех альбомов, в т.ч. Невеста Полоза, Горец, Воин Вереска, Дороги, Ангелофрения, Волкодав. Даже Господин Горных Дорог - под завязочку.
И так смешно и радостно было, когда Хелависа, исполняя На Север, на моменте "встречай своих воинов..." отступает назад и делает паузу, чтобы мы вставили громогласное "Один!"
Так сладко, так катарсисно и так упоительно было орать все эти песни моего лагерного отрочества, моей студенческой юности! Можно сказать, целая жизненная и музыкальная эпоха личной дискографии и драмы.
И всё же не могу не сказать - это было шикарно!

и мой многообожаемый ударник

---

этот неловкий момент, когда тебе _нужно_ столько всего написать, светлого, хорошего и доброго.
Для Янины Викторовны, для Джорджа, для братьев Каванах, для Илоны Борисовны, для самой себя- в конце-то концов.
Но ты настолько пуст, что в голове нет ни одной строчечки, ни одной запятой, ни одной дурацкой фразы!
И от этого так громогласно не по себе,
что забиваешься в угол, огрызаешься на всех, кто попадается на глаза: не хочу ничего об этом слышать, отстаньте, уйдите, не тро-гай-те ме-ня!..

---

Tríd An Stoirm - Through the Storm from Fred Burdy on Vimeo.

---

Настроение моего твиттера не может не радовать в пятницу после обеда:

---

In the house

Dans la Maison
2012
"- Что ты думаешь о форме?
- Ужасно!.. Теперь они и правда стали похожи на стадо...
- А этот Клод - паршивая овца или потерянный ягненок?"
Сначала я ждала этот фильм полгода, потом он меня - полтора.
Картина повествует нам о жизни учителя французского и его ученике, мальчике-бунтаре с задней парты.
Всё бы как всегда, учитель задает классу сочинение, все бездарности и двоечники, но только одна работа привлекает внимание учителя - сочинение восьмиклассника Клода. Тема самая незамысловатая - "Как я провел воскресенье", но стиль повествования увлекает сильнее романа. Сочинение обрывается словами "Продолжение следует...", и учителю становится интересно: а что же будет дальше.
Тот прекрасный момент, когда ты уже не в состоянии отличить вымысел от реальности, завязку от кульминации, наблюдателя от автора, автора от главного персонажа, когда тонкая грань между жизнью и текстом совершенно стирается, и ты становишься зависим от продолжения повествования сильнее, чем от своих насущных дел, обстоятельств и проблем.
Интересно еще и то, что нам показано два дома, внутрь которых проникает Клод, чьи истории и тайны он вытаскивает на поверхность. Но развязка для обеих историй диаметрально противоположная. Там, где люди пребывали в полном неведении, чьими судьбами грязно играли и манипулировали, удалось восстановить равновесие и начать всё с чистого листа, а там, где велась игра в одной команде, где карты были раскрыты, выпутаться из "лабиринта минотавра" оказалось не так просто. И вопрос ставится уже не "насколько ты талантливый манипулятор", а "как далеко ты готов зайти, поддаваясь своей слабости". Хотя до последнего в воздухе повисает недопонимание: что из всего рассказанного действительно произошло, что произошло лишь в головах учителя и его талантливого и внимательного ученика, стремящегося не только удовлетворить, но и превзойти своего маэстро.

качество получилось ужасным. а у меня в paint'e смотрелось гораздо четче. эх.

С точки зрения съемки и звукомонтажа - это отдельный шедевр. Если бы я умела делать не только принтскрины, но и гифки, этот коллаж был бы в 5 раз длиннее!
Это расширение пространства через зеркала, сужение пространства через приоткрытые двери, эти перемещения фокуса с заднего на передний план и обратно, этот акцент на взглядах, жестах, улыбках, эта музыкальная тема, бегущая через все ключевые сцены лейтмотивом, эта насыщенность света и игра теней!
И такой уместной точкой становится последняя фраза фильма, которая ставит под сомнение все вышесказанное и вышепоказанное. "Продолжение следует" И понимай как знаешь. Кто знает, может быть нам показали только что один из тех финалов, который мы хотели бы увидеть, а не тот, который был или, боле того, мог бы быть! И выбор уже за тобой: продолжать искать ответы и дополнительные возможности или сказать: "Достаточно, остановись" и самому нажать на стоп.

@темы: Пинакотека, Фильм-фильм-фильм!, бубен шамана

---

Виктор чуть приподнимается, меняет положение ног и усаживается обратно. Подоконники - его самая большая слабость и самая сладкая отдушина. Ему не важно, в офисе ли, на 25 этаже многоквартирного небоскреба, на запорошенной палой листвой веранде загородного дома, в пропахшем книгами и машинным маслом университете, на смотровой вышке, в антикафе - Виктор всегда находит их, узкие и широкие, бетонные и деревянные, полаченные и незашкуренные, потрескавшиеся и только что окрашенные. Подоконники притягивают его, как говорит сам Виктор, своей прямолинейностью и нелепостью. Ведь они, по большому счету, - бесконечные пылесборники и места оседлости кочевых, всеми покинутых горшков с цветами. Они не нужны ни для чего жизненно важного, как, например, батареи, дверные проемы или вытяжки. Они просто есть, вот такая данность.
Виктор же делает из подоконников культовое место всея комнаты, забрасывая их подушками или сдрапированным пледом, заполняя книгами и журналами, завтракая на них, занимаясь любовью, погружаясь в раздумья о вечном, свесив ноги за окно, работая, играя на гитаре или в "Зомби против растений", выставляя на них свою живопись лицом на улицу, засыпая.
Знакомые не устают удивляться и укорять: "Вот вывалишься однажды, будешь знать", друзья - давно смирились, а некоторые частично переняли привычку адаптации подоконников к реальной действительности.
Виктор только загадочно улыбается. Иногда, взгромождаясь на новые, еще несиженные подоконники, он глубокомысленно замечает, что всё, что когда-то появилось - было создано неспроста. Если есть так много лишь на первый взгляд ненужных людей, то и ничуть не меньшее количество подоконников хотят однажды стать частью чьей-то интересной и яркой жизни. Всем порой нужно помогать стать чуть более счастливыми. Даже подоконникам.

@темы: Отражения на дне чашки

---

---

,

так уж получилось, что вчера ночью я сказала в слух то,
о чем раньше могла только петь.
кажется только теперь я всё поняла и приняла. и стала способна идти дальше

@темы: бубен шамана, Фото

---

за эти 3 дня прочитала почти четверть "Treasure Island". Больно, сладко, запоем, восторженно
Невольно перешипперила половину персонажей, искусала все губы...
19 век, а как хорошо пошло!

@темы: загнутые уголки

---

С каждым днем все больше перехожу на автопилот.
Звезды - огни эстакады, пустой небесной дороги.
Мне кажется, я упустила однажды свой поворот,
Мой компас песком забился, и мне остается строго
Следовать по протоптанным мелям на норд-норд-ост,
Пить чистый ром, не чувствуя головокруженья.
В этом тумане будней не видно цели. Штурман, оставьте пост
И совершите ньютоновское притяженье
В моем направлении. Пусть заиграет джаз:
Наш граммофон - маяк, вспарывающий беззвучье.
Мир - это лишь иллюзия, вымышленный каркас.
В ваших объятьях, Штурман, поверьте, мне станет лучше.

@темы: послания в бутылке, Jolly Roger

---

И вот скажите мне, что "Ганнибал" не эстетичен и не прекрасен

@темы: Пинакотека, Фильм-фильм-фильм!

---

Кто как всегда?

05.04.2014
 мэттью браун, безумие в глазах и мягкий голос: я не согласна с заголовком. он должен звучать "как я пил три дня подряд".
 -Marigold-: честнее будет сказать "как я пил 7 дней подряд!" who cares?
 мэттью браун, безумие в глазах и мягкий голос: на самом деле, я хотела написать "пять", но потом подумала, что это слишком серьезное обвинение в алкоголизме.

то Ирландия, то родители, то друзья, то лекции в пабах, то манговый ром, то дни рожденья начальства, ...
Весна молодец, а я безвольное чудовище