Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Ты как забытый в годах маяк.
Тик-так.
Колокол бьётся в такт.
В сумрачной кухне пьешь дорогой коньяк,
Но всё-то тебе не так.
Вечность назад ты выверил свой алгоритм,
Где-то внутри
Самый обычный ритм:
Всполох и темнота, за которой неяркие три
Вспышки. Как взмахи крыл.
Чтобы в туманной буре людям твоим везло,
Осенью и весной
Чтобы весло не ударило о весло,
Чтобы под пленкой тьмы виден был светлый слой, -
Так смысл жизни становится ремеслом.
Люди твои теперь уж и сами как маяки:
Ласковы и мягки
В пору ветров касания их руки,
И из любого шторма законам подлости вопреки
Они могут вывести в русло большой реки.
Так что отринь скорее уныние и тоску,
Тебе не дано уснуть.
Видишь, во тьме, с усилием по песку
Юноши тащат лодку, чтобы ловить треску?
Стань же опять собой: свети, не дай им в пропасти соскользнуть.
Тик-так.
Колокол бьётся в такт.
В сумрачной кухне пьешь дорогой коньяк,
Но всё-то тебе не так.
Вечность назад ты выверил свой алгоритм,
Где-то внутри
Самый обычный ритм:
Всполох и темнота, за которой неяркие три
Вспышки. Как взмахи крыл.
Чтобы в туманной буре людям твоим везло,
Осенью и весной
Чтобы весло не ударило о весло,
Чтобы под пленкой тьмы виден был светлый слой, -
Так смысл жизни становится ремеслом.
Люди твои теперь уж и сами как маяки:
Ласковы и мягки
В пору ветров касания их руки,
И из любого шторма законам подлости вопреки
Они могут вывести в русло большой реки.
Так что отринь скорее уныние и тоску,
Тебе не дано уснуть.
Видишь, во тьме, с усилием по песку
Юноши тащат лодку, чтобы ловить треску?
Стань же опять собой: свети, не дай им в пропасти соскользнуть.