Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Капитан горбонос, флегматичен, не склонен прощать и верить.
Горький вермут в бутылке стремится совсем исчезнуть,
Капитан греет руки о теплую медную джезву,
Что король Занзибара ему подарил в апреле.
На носу холода. Снег кружится над мачтами и постепенно тает,
Прикасаясь к воде. Даже рында поет иначе.
И пришествие нового дня капитан называет удачей,
Ведь темнеет стремительно быстро и совсем неохотно светает.
Капитан улыбается только по воскресеньям,
Разрешая команде плясать и играть на рояле.
Капитан любит грозы и шторм и покинет едва ли
Свой увертливый бриг. Даже зябкою ночью осенней
Он сидит на перилах, нахохлясь. Печальный всё время.
И холодный туман опьяняет сильнее, чем вермут.
Он был проклят столетья назад. И отныне всегда будет первым,
Кто врывается в зиму и вьюгу приводит на землю.
Но покуда под килем теплое бьется теченье,
Кок на ужин готовит прекрасный пирог со шпинатом
И команда крадет лунный свет, уподобясь пиратам, -
Капитан верит в лучшее, хоть и не верит в прощенье.
Горький вермут в бутылке стремится совсем исчезнуть,
Капитан греет руки о теплую медную джезву,
Что король Занзибара ему подарил в апреле.
На носу холода. Снег кружится над мачтами и постепенно тает,
Прикасаясь к воде. Даже рында поет иначе.
И пришествие нового дня капитан называет удачей,
Ведь темнеет стремительно быстро и совсем неохотно светает.
Капитан улыбается только по воскресеньям,
Разрешая команде плясать и играть на рояле.
Капитан любит грозы и шторм и покинет едва ли
Свой увертливый бриг. Даже зябкою ночью осенней
Он сидит на перилах, нахохлясь. Печальный всё время.
И холодный туман опьяняет сильнее, чем вермут.
Он был проклят столетья назад. И отныне всегда будет первым,
Кто врывается в зиму и вьюгу приводит на землю.
Но покуда под килем теплое бьется теченье,
Кок на ужин готовит прекрасный пирог со шпинатом
И команда крадет лунный свет, уподобясь пиратам, -
Капитан верит в лучшее, хоть и не верит в прощенье.