я, мужчины и маточная истерия

[smallbumblebee]

Новый год начинается с того, что в полвторого Семён отлавливает меня в южных подворотнях Москвы и знакомит со своими друзьями. Я приношу в их теплый дом холодную бутылку джина, а они кормят меня салатами и обнимают от души. В разгар ночера мы стоим с хозяином квартиры на балконе у открытого окна, курим, смотрим в влажное, темное, будто бархатное, небо и говорим - о Боге, о людях, о мироздании, не перебивая, улыбаясь друг другу глазами гораздо искреннее,чем уголками губ. Я нервно и неумело тушу окурки о стеклянную банку из-под кофе, невольно рассыпая мириады мгновенно гаснущих искр. Внутри меня джин, Бог и уверенность, что всё так, как должно быть. Потом мы идем запускать фейерверки, которые принес Семён, я хохочу и глазею, мне будто снова пять. И вся голова моя - в крошках серы.
Утром я просыпаюсь у Семёна, ем его прошлогодние салаты, целую в похмельную щетину и уезжаю домой, на север Города - трезветь и плакать от невыразимой тоски по закончившейся ночи и празднику, будто веселилась в сиде под холмом, а с третьими петухами оказалась между каменных руин, продуваемых ветром, - ненужная и нежеланная.
По возвращении в Словению начинаю делать первые шаги навстречу людям. И это оказывается так просто! То ли и правда, как встретишь Новый Год, так его и проведешь, то ли жизнь в маленьком городе за полгода сделала меня любопытной варварой, доверчивой и жаждущей общения. Не боящейся отказов и косых взглядов.
Начинаю общаться с украинскими девочками, свожу знакомство с иностранными студентами по обмену, разговариваюсь со словенцами. И если осенью, чтобы просто выйти из дома, мне требовалось собрать всю волю в кулак, то сейчас улыбки незнакомцам ничего не стоят.
Я говорю себе: "Ты слишком долго была одна, девочка. Нужно срочно с этим то-то делать". И почти сразу меня находит Марко из Марибора, и так радуется, что я даю ему на 10 лет меньше, чем ему на самом деле есть, что провожает меня до дома и всю дорогу пытается целовать. А я - впиваюсь ногтями в свои ладони до крови и стараюсь убедить себя: "Научись говорить "нет" губам, которые пытаются тебя целовать. Ведь ты больше, чем сумма всех твоих комплексов и одиночества. Ты больше, чем страх навсегда остаться одной". Он говорит: "Выходи за меня замуж - быстрее гражданство получишь!" А у меня сжимается что-то внутри. Там, где у нормальных живых людей - сердце.
Начинаю ходить в бассейн, чтобы поддерживать тело хотя бы в номинальной форме. И в бары - за тем же самым, но для души. И каждый раз как ребенок радуюсь всем тем цветам и приливам, что окружают меня. Что кружат мне голову.
А потом приходит март.
В одном из (двух имеющихся) клубов нахожу себе мальчика на ночь. Оно получается как-то само, как и всё в моей жизни: вот я проставляюсь текилой двум 17-летним девчонкам из украины и флиртую с барменом, вот пьяный хорватский парень учит меня танцевать полонез, наступая мне на ноги и теряя терпение каждый раз, как я делаю поворот не в ту сторону, вот я вытаскиваю на танцпол криповатого бородатого мужчину, весь вечер цедившего единственную бутылку пива и не решавшегося ни к кому подойти, а вот уже отвечаю на страстные объятья некого юноши, имя которого запоминаю лишь через день, когда он находит и добавляет меня в друзья на фейсбуке. К 4 он возвращает меня в Порторож и всё просит номер телефона, но я закономерно не даю. "Если снова увидимся в клубе - значит, судьба. Нет - нет", - щурюсь я, прикасаюсь холодной ладонью к его гладко выбритой, по-девически мягкой щеке и выхожу из машины. Через пару недель мы действительно пересекаемся в клубе, но я лишь весело жму ему руку и исчезаю в толкотне людей.
Потом в моей жизни (почти одновременно) появляются словенец Матьяж (как король, что спит под горой до тех пор, пока его борода не обовьется вокруг стола 9 раз), русофил и огненный балагур, и норвежец Тор (как рыжебородый бог грома, бурь и плодородия). У Матьяжа дома играет Рахманинов и Земфира, в прозрачном контейнере живет огромный черный тарантул, а его девочка из Уфы жарит гречку с луком. Я приезжаю к ним с мускатом, и мы восседаем на балконе, пьем сладкое вино маленькими глотками, курим по кругу терпкую самокрутку и смотрим, как вдалеке, над морем, зарождается гроза, вспарывая небо хлесткими рдяными всполохами. Первый раз я уезжаю от них на самом последнем автобусе.
Как-то в четверг, после дождичка, Тор зовет меня выпить пивка. И сам этот факт возбуждает все извилины моей хтонической фантазии. Мы сближаемся быстро, и так же быстро перегораем. После него моё тело пахнет железом, а на бедрах остаются яркие отпечатки пальцев. Мы всемером уезжаем в Пулу (о которой я непременно должна написать!), где мы с Тором на правах самых старших невольно берем на себя функцию мамы и папы, следим за всеми членами компании и стараемся, чтобы интересы всех были удовлетворены. По ночам я шикаю на него, а он говорит: "Да какая разница? Мне нет до них дела", и я думаю: "А ведь и правда... Почему я должна заботиться об этих малолетних незнакомках с daddy issues больше, чем о себе?!" и отпускаю пошло скрипящую витую спинку кровати.
По приезду обратно я ревную его, постоянно одергивая себя - его вообще-то девчонка в Норвегии ждет. Такая же ебобо, как и он сам, но всё же, всё же... И я каждый день говорю себе - остановись, эти отношения разрушат тебя, но он неловко целует меня в шею, говорит, что никогда прежде не прикасался к такой мягкой коже, и я закрываю глаза. На саму себя. На свое поведение. Не Мьёльнир, конечно, но всё равно ведь хорошо.
И только вчера что-то идет не так. Большой змей внутри меня раскрывает капюшон, впивается в свой собственный хвост. Тобой пользуются, - гадко шипит он. - Как же ты не видишь, что отдаешь гораздо больше, чем получаешь. Немедленно остановись, иначе я тебя укушу.
И я говорю Тору: - Прости, я не приду к вам сегодня. Спасибо за приглашение.
Спускаюсь в бар и заказываю бейлис. И мне становится немного легче.
К концу второго бокала звонит Матьяж. "Что делаешь этим вечером?" "Пью в сомнительной компании" "Приезжай ко мне - пить лучший в мире теран в сомнительной компании меня и моих друзей. Постелю тебе на диване"
И я приезжаю. Перед знакомством со своими друзьями он предупреждает меня: "Один - мой приятель, другой - товарищ. Тот, что товарищ - патологический врун. Будь начеку!" "Мне кажется, я неплохо разбираюсь в людях. Но спасибо за предупреждение"
Мы весь вечер говорим на словенском, и я получаю мириады комплиментов своему произношению и языку. Матьяж иногда переходит на русский, а к концу вечера (и бутылки лучшего в мире терана) даже декламирует Пушкина и Маяковского. Его товарищ Анджэ (похожий на крашенного в черный Лоуренса Фокса) поёт кусок оперы на итальянском сильным поставленным голосом. "Выпендривается!" - отмечает приятель Марин. Матьяж запевает "Подмосковные вечера" и я подхватываю - низко и ностальгически. "Так кто из них врун?" - спрашиваю я позже, пока Матьяж поворачивает в замке ключ. "Черненький" "Никогда бы не подумала!" "А что? Он тебе понравился?!" Но я только смеюсь.
Он действительно стелет мне на диване, но мы еще долго сидим на балконе, добиваем мою пачку московского кента и говорим - о вере и знании, о политике и любви, о путешествиях и планах на будущее.
Вместо пресловутого селфхарма после 25 я переключилась на другие вещи, разрушающие меня и мой организм: алкоголь, табак, заведомо деструктивные отношения. Так ведь проще наказывать себя, недостойную чужой любви, настоящей дружбы, веры.
Из-за алкоголя и табака температура моего тела опять падает до 35, меня начинает бить дрожь, и Матьяж (даже не спросив, в чем дело) укутывает мои плечи теплым одеялом, приносит горячий ромашковый чай. "За что ж ты такой заботливый?" - только и спрашиваю я.
Уезжаю от него в этот раз на самом первом автобусе. Воздух пахнет свежестью и молодой листвой. И мне опять так грустно, словно три месяца назад. Но гораздо светлее, гораздо спокойнее.
Да, ты проснулась в продуваемых ветром руинах.
Но ты ведь знаешь, в следующее полнолуние болотные огни снова поманят тебя за собой.
Просто думай прежде всего о своих собственных чувствах, уважай себя и люби, девочка. И все остальные тоже будут.