Я звоню Исабель, и у меня дрожат руки, пока я набираю ее простой, выученный назубок номер.
Мне снились сегодня крыши, голуби и мокрое питерское небо, сигаретный дым, сворачивающийся улитками у самых губ, терпкое черноплодное вино, которое мы пили из горла, обернув бутылку бумажным пакетом из-под выпечки.
Мы сидели с ней на карнизе пятиэтажки, болтали босыми ногами, говорили о вечном. Мы были Демиургами, словно 4 года назад, всемогущими и лукавыми. Ветер запутывал в ее длинных шелковистых ржаных волосах запах жаренного миндаля, и она смеялась глухо, заразительно, запрокинув голову назад, и подставляя под поцелуи веснушчатую шею.
- А как же люди? - поднимала бровь я. - Неужели тебе не жалко их убивать?
- Мне?! По смертям ты у нас мастер, Энн. Я убиваю только героев сказок. Кому нужны Иванушки-дурачки и измазанные в саже Крошечки-Ховрошечки, когда вокруг столько Прекрасных Принцев и умопомрачительных Белоснежек?! Мне не хотелось бы, чтобы они мучились от неизбывной тоски и одиночества. Тем более, ты же знаешь, запоминаются только трагичные финалы.
Я закусывала губу и отводила взгляд. Уж мне-то ли было не знать...
На горизонте небо начинало развидневаться, солнечные густые лучи выбеливали купол Исаакия, мы лежали, сцепив пальцы, и следили за облаками.
- Я всегда, наверное, буду сказочницей. И фантазеркой.
- Если ты не будешь сказочницей, Изи, это будешь уже не ты, - говорила я. Босые ступни подмерзали. Воздух теперь пах бергамотом и полынным дымом. - Что я в тебе люблю помимо всего прочего, так это умение выворачивать мир наизнанку, видеть в нем только хорошее. Я так не умею. Все мы тянемся к свои противоположностям, знаешь. Я всегда обожала тепло, хотя и дня не могла бы прожить без этого промозглого ветра с Невы.
Она смеялась и целовала меня в висок.
- Спорим, смогла бы! Представляешь, жила бы например во Владимире, или нет, погоди, в Москве, все время суетилась бы, говорила бы "дайте мне булку черного", не растягивала бы так очаровательно гласную "е".
- Перестань! - хохотала я и бодала ее в плечо, - Если бы я была москвичкой, я никогда бы не узнала тебя!..
Она замолчала и взяла мое лицо в ладони. Глаза ее были серы и серьезны, в них отражались улицы и облака.
- Узнала бы. Мы ведь кусочки одной сложной мозаики...
- ... и в любом времени и измерении будем находить друг друга. Да, знаю.
Она откинулась на спину и заложила руки за голову. Ржаные волосы ее разметались по остывающему железу крыши.
- Веришь, Энн, с каждым днем у меня все меньше слов, все меньше нитей и образов, все меньшему количеству героев я могу подарить жизнь. Разрушать гораздо проще, чем созидать.
- Не скажи. С каждым днем все больше и больше ноют запястья. Разрушать так же мучительно, как и создавать что-то новое.
До самого моего пробуждения мы не сказали больше друг другу ни слова. Только лежали, соприкасаясь плечами, считали проплывающие над нами облака, пили горчащее алое вино прямо из бутылки. Держались за руки.