Творение, пошатываясь, стоит на коленях, правой рукой опершись на снег. Прохудившееся рубище не защищает от пронизывающего ветра, но шершавая кожа не ощущает ничего, кроме едва заметного покалывания.
Покрытое рубцами и швами лицо искажается в болезненной гримасе:
- Не вздумай умирать... Слышишь меня?! Не вздумай... - голос его становится хриплым и низким, - умирать. Ты ведь так и не рассказал мне, что это такое. Ты не научил меня. Да и смогу ли я вообще когда-нибудь умереть?! Мастер!
Виктор приоткрывает глаза, и Творение с гулом выдыхает. Сложно понять, что это - стон ненависти или вздох облегчения.
Глаза в глаза.
- Небесные боги! - звуки клокочут в глотке Творения, проникая в усталое сознание горечью. - Как же я ненавижу тебя! Так и схватил бы тебя за твою аррристократическую тонкую шейку, сжал бы посильнее пальцы...
Скрежет зубов на секунду перекрывает вой ветра.
- Ненавижу тебя! Ненавижу!!! Всем своим маленьким мертвым заштопанным сердцем! Человек, который не держит слова! Человек, который не знает любви!
Творение зажимает в пламенных изрезанных ладонях снег.
Виктор обессиленно закрывает глаза и закидывает голову так, что бы до незащищенной шеи легко было достать. Он не будет сопротивляться.
Пару минут Виктор не слышит ничего, кроме тоскливого завывания вьюги. И внезапно горячие сухие губы касаются его виска. На несколько мгновений, но кажется, гораздо дольше.
А потом - только хруст удаляющихся шагов босых ступней по свежему ломкому снегу.