Льется путь по хребтам одичавших гор, по сухим ковылям да по перьям седым
Слепой даже сам не понял, как так могло получиться, что тот, кто был ближе к сердцу, чем всё, что имело смысл, отставил горчащий кофе и вышел, не хлопнув дверью, безмолвно, лишь в коридоре замедлив походку лисью.
Слепой даже сам не понял, когда это всё назрело. Ведь он заходил во сны и был постоянно рядом. Но только вот губы снова обмазаны влажно-белым, как в очень далеком детстве, когда избивали жадно, когда он умел бояться, когда он учился верить, не помнить и улыбаться, когда не болело сердце, развязывались шнурки и молния на ширинке кусала за хрупкость пальцев.
«Но детство давно не близко,
Слепой даже сам не понял, когда это всё назрело. Ведь он заходил во сны и был постоянно рядом. Но только вот губы снова обмазаны влажно-белым, как в очень далеком детстве, когда избивали жадно, когда он умел бояться, когда он учился верить, не помнить и улыбаться, когда не болело сердце, развязывались шнурки и молния на ширинке кусала за хрупкость пальцев.
«Но детство давно не близко,
.)
